Лёня вальяжно уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
– Так вот, Леонид Михайлович, докладывайте о проделанной работе. Я хочу услышать ваши впечатления и факты.
– Начнем с того, что мои друзья будут счастливы выполнить миссию, которую предложите им вы и другие авторы меморандума.
Табачников подробно рассказал о состоявшихся переговорах, о подтверждении договоренности о встрече сегодняшним вечером с господином Мартеном. Наконец он дошел до того момента, о котором Духон еще не знал: в вечерней встрече в имении режиссера примет участие еще один человек – посланец бывшего французского министра, его ближайший друг.
– Интересно, – растягивая и словно смакуя это слово, произнес Саша. – И кто же он?
– Понятия не имею, – откровенно признался Лёнечка и развел руками: – Как выразился месье Паскуа, он будет содействовать нашим начинаниям. А представится сам, при встрече.
– Масонская ложа прямо-таки, – встрял в разговор долго молчавший Багрянский. – Ты знаешь, Лёнечка, что привел к нам «хвоста»? – без какого-либо плавного перехода рубанул Лев.
Табачников осторожно поставил чашку с кофе на краешек стола и буквально врос в кресло.
– Ты чего пугаешь моего гостя? Не слушайте его, Леонид Михайлович. Просто, как выяснилось, вчера вас по дороге в Париж и обратно вела неизвестная машина. Случайностей быть не может, не так ли, Лёвушка?
Тот согласно кивнул.
– Вот и давайте разберемся, – закончил он фразу. – Но прежде побалуемся ягнятиной на гриле. Я, можно сказать, выбирал каждую косточку. Исключительно для вас, Леонид Михайлович.
Табачников, судя по всему, настолько расстроился сообщением о слежке, что аппетит у него, похоже, пропал.
– Ничего не понимаю, где я прокололся, – несколько раз повторил он.
– Вот что я надумал. – Александр стоял рядом с грилем, переворачивая одну за другой розовые косточки с аппетитно бронзовеющими мясистыми боками. – Лев летел рейсовым самолетом, и, собственно, никому не было известно, куда он летит. За Табачниковым, естественно, тоже никто не следил. Вызывал его сюда не я и не с моего телефона… Кстати, Леонид Михайлович, ваш телефон оформлен на вас?
– Нет, на другое имя.
– Ясно. Но как вы думаете, если кому-то постороннему понадобится узнать ваш номер, ему будет не очень сложно сделать это?
– Да, позвонить в регистратуру, его тут же дадут, – встрял Багрянский. – Лёня же доктор! А доктора своих телефонов не скрывают. И не надо при этом придумывать, что звонят из ЖЭКа или ФСБ. Просто сказать, что больному, которого он лечит, стало хуже. Что, Лёнь, я не прав?
– Тогда, надо думать, произошло следующее… – Духон разложил по тарелкам готовые куски молодой ягнятины, добавил туда же запеченный в фольге картофель и продолжил свою мысль: – Думаю, наши противники с некоторых пор стали «пасти» мой самолет. Когда он прилетел за доктором и пилоты сообщили диспетчерам аэропорта, что летят в Кан, у них все срослось. Никакого труда не стоило выяснить, что Табачников – главный врач Европейского медицинского центра, французоман… значит, с французскими связями. Словом, иди-ка, дорогой Леонид Михайлович, к нам на крючок.
– Ты думаешь, Саша, что сейчас отслеживаются твои связи? – спросил Багрянский.
– Скорее всего, сейчас и начали отслеживать. Мы же не знаем, какая возня идет там вокруг меморандума. Но то, что планы «Семьи» в той или иной форме известны, очевидно. Все гаранты документа, думаю, уже тоже рассекречены.
– Если встреча здесь состоится, то все сразу станет понятнее. А пока мы впотьмах, – заметил доктор.
– Да нет, не впотьмах. Леонид Михайлович, вы звонили по приезде в Москву? – спросил Духон.
– Разумеется, Алене. Сказал, что долетел нормально, что завтра еду в Париж. Я же не знал о слежке, я же вас предупреждал, что я не разведчик и не герой.
– Ну вот, вам все ясно? Табачникова вели по телефону. Утром он вновь, видимо, звонил домой и его опять «подключили».
– Как чувствовал, как чувствовал, – обрадовался Лев. – Когда уже в Гасе пили кофе, я дал ему свой телефон, чтобы звонил бывшему министру. Так что главного никто не знает.
– Дай бог, хотя все равно шила в мешке не утаишь, – вздохнул Духон. – Я пошел вздремнуть, чего и вам советую. Сбор где-то в семь.
Табачников пошел вслед за Александром, так как тоже очень уважал дневной сон.
Лев остался один.
Глава 4
Без четверти девять вечера все трое были внизу, у темно-зеленого «БМВ» Духона.
– Ты чего такой серый, как асфальт? – Доктор обратил внимание на вид Багрянского.
– Может, я не поеду? Нас и так много, с учетом посланца месье Паскуа. И потом, мне что-то действительно не по себе.
– Спать надо было ночью, а не резвиться. В твоем возрасте уже о душе думать надо, – подколол друга Александр. – И потом, кто будет бухтеть с режиссером про его кино? Так что давай в машину.
Выехав из ворот, он внимательно посмотрел по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Черный джип появился на очередной развилке.
– Саша, давай жми. Вон он, этот джип. Может, сумеем оторваться.
Не оборачиваясь, Александр рванул вперед. Преследователи отстали, запутавшись на проселках.
Не успел «БМВ» подрулить к большим тяжелым черным воротам, как они мгновенно отъехали в сторону.
«Вот что значит современная конструкция, – про себя отметил Духон, – надо бы и у меня поменять».
У дома, что стоял в самом дальнем углу большого, полупустого участка, их встретил высокий мужчина в странном черном облачении и указал, куда убрать машину. Лев с интересом огляделся, благо еще не совсем стемнело. Он хотел увидеть некий суперсовременный павильон для съемок фильмов, ради которого, собственно, месье Люк Мартен обосновался в здешних краях. По крайней мере, так рассказывала местная молва, которую потом добросовестно пересказывал Арсен. Но он так ничего не увидел и последовал за приятелями в дом.
Перед внутренними дверьми все прошли сквозь рамку-металлоискатель, какие устанавливаются в аэропортах, казино и прочих общественных местах.
– Круто, – удивился Александр. – Впрочем, чему удивляться? Символ времени.
Сопровождавший их мужчина что-то сказал, а Табачников перевел:
– Осталось со времени приезда Ширака по случаю приема в шато. Решили не убирать.
– Своя рука – владыка, – вновь прокомментировал Александр.
Хозяин дома, выдающийся мастер современного кино, встретил гостей в просторном холле, напоминающем трапецию.
– Я рад видеть вас у себя, друзья. Вы, месье Александр, прежде всего мой сосед. Хоть я по замыслу здесь живу отшельником, но соседа я априори уважаю.
