– И вряд ли этой стороной окажемся мы. – Неожиданно для самого себя последнюю фразу Мацкевич произнес вслух.
– Чего вы там бормочете, полковник? – спросил Кушаков.
– Да это так, мысли вслух, не обращайте внимания, товарищ генерал.
Вот как, однако, бывает. Разговоры разговаривают там, во Франции, а на лопатки, похоже, уложили их всех здесь, в Москве. Генерала – в первую очередь – уж точно, при разборе полетов ожидают недобрые вести. На свой счет Леонид Сергеевич тоже особо не заблуждался. Но его, в отличие от Кушакова, с удовольствием бы пригрела любая коммерческая структура – это Мацкевич знал наверняка. Подобные предложения на протяжении последних лет сыпались на него со всех сторон. «Еще и Сашку Смирнягина устрою. Если его тоже погонят. А может, вернется в свое министерство? И с богом, до пенсии досидит».
От муторных мыслей его оторвал все тот же Кушаков, который уже дал команду Понсену перемотать запись назад и велел всем слушать.
Говорил Духон:
– Она сделала мужественный шаг, сообщив гарантам меморандума информацию о столь серьезных договоренностях. И должен заметить вам, уважаемая Татьяна Борисовна, что, на мой взгляд, это ваш первый серьезный шаг, достойный будущего Президента.
От трудно скрываемого волнения, что выдавала обычно не присущая ему манера говорить в убыстренном темпе, чтобы скорее произнести заготовленный текст, Александр попросил дворецкого подать ему воды со льдом и продолжил:
– А почему, господа, не женщине вновь попытать счастья на российском престоле?! По-моему, такая тенденция угадывается во всем мире. В ряде весьма приличных стран весьма убедительно правят дамы… В Германии вот-вот дама тоже придет к власти. Хиллари Клинтон, почти уверен в этом, тоже поборется на выборах. Только у нас, при нашей палочной демократии, это вряд ли представляется возможным. Вот почему тогда, в девяносто девятом году, и стали возможными подобные договоренности.
– Но если тогда я всерьез думала об этом, то сейчас уже не горю желанием спасать Россию, – запальчиво перебила Духона Татьяна. – И знаете, почему? Не хочу быть очередным заложником.
– Не понял. Поясните, – раздались со всех сторон явно неудовлетворенные столь коротким пояснением голоса гарантов.
– А что здесь надо пояснять? – с вызовом спросила женщина, вынужденная вновь подняться с кресла. – Заложник – он и есть заложник. Разве мой отец не оказался заложником, когда ему досталась голодная, в буквальном смысле этого слова, страна? А каково потом стать заложником молодых реформаторов, понимая, что их реформы уже никто и никогда ему не простит? Понять? Еще, возможно, поймут. Но простить? Разве что через сто лет исправить учебники по истории. Вот я и говорю: заложник. И преемник – наш нынешний Президент – тоже заложник. С того самого момента, когда согласился взвалить на себя по-прежнему шатающуюся страну. А с ней Чечню, теракты, разболтанность регионов, произвол чиновников, вседозволенность олигархов… Простите уж, Александр Павлович, Борис Платонович, но это так…
– Я что? Молчу, я слушаю, – развел руками Духон.
– А они, олигархи, разве не заложники своего времени? Да если хотите, все мы, здесь присутствующие гаранты меморандума, стали заложниками своей подписи. Мы, дескать, подписали, а как еще все повернется?! Страшно… Так что страна заложников. И те, кто ловит. И те, кого ловят. Когда подобное существование кончится?!
Окружающие, судя по наступившей в очередной раз мертвой тишине, всерьез задумались над сказанным.
Не пряча своих эмоций, Таня оглядела всех строгим материнским взглядом, внимательно посмотрела на мужа, затем на Огнева и еле слышно добавила:
– Спасти Россию – это, конечно, хорошо. Но сначала спасти бы кое-что поближе.
– Дело не в том, хотите ли вы, Татьяна Борисовна, или не хотите. И почему не хотите, – услышав ее последнюю реплику, продолжил Духон. – Мы вот перед ужином перекинулись парой слов с нашим уважаемым Степаном Ефимовичем и сошлись во мнении, что нельзя на сей раз ни в коем случае в принципе допускать назначения преемника Президента.
– Это еще почему? – не понял Огнев. – Тем самым вы дезавуируете свою подпись под дополнением к меморандуму? Вас так надо понимать?
– Правильно говорите, Александр Павлович, – поддержал его первый российский Президент.
– Спасибо, конечно, за поддержку, Борис Николаевич, но я сам за себя постою. Просто, пользуясь случаем, хочу изложить свою позицию. Возможно, больше такой момент мне тоже не представится.
– Говорите, наши с вами голоса пенсионеров как нельзя важны.
– Еще пару месяцев назад грелся здесь на солнышке, в Нормандии и чувствовал себя пенсионером. Пока Татьяна Борисовна вновь не вовлекла меня в эту историю. Конечно, порой жутко больно оказаться в расцвете сил выброшенным из активной жизни. Да разве только я один такой? А Эленский, превращенный в пугало для общества? А Касьянов? Гусинский? Ходорковский, в конце концов. Правильно было сказано. Заложники. Я достаточно хорошо знаю Президента. Да, он, конечно, порой действует по-пацански. Но кто-то из тех, кто сегодня рядом с ним, все время поощряет его в этом! Плохие у Президента сегодня пиарщики-советчики. Что с «Курском». Что с «Норд-Остом», Бесланом. Что с полетами на истребителях с бомбардировщиками. Детский сад какой-то… Так вот, кто этот советчик? Он – одиночка или он – группа? Не знаю.
Услышавший этот пассаж олигарха Мацкевич незаметно подмигнул Смирнягину: мол, помнишь, тогда на Чистых прудах, разве не об этом мы толковали?..
– Но вдруг именно он станет преемником Президента? – закончил мысль Духон.
– Что-то я не понимаю вас. Не понимаю, куда вы клоните? – с самого дальнего угла стола спросил Суворов.
Илья Сергеевич интуитивно решил подыграть своему приятелю, придав его монологу элемент дискуссии, отлично зная, как Духон не жалует подобные затянувшиеся речи. – Разве не вы были в числе тех, кто поддержал выбор преемника? Помните, вы лично мне говорили: молодой, иностранные языки знает, спортом занимается, неангажированный, наконец…
– Спасибо, что напомнили. В том-то и дело. «Семье» он не приходился ни другом, ни сватом. Нигде с Президентом не учился, не работал, не служил, в теннис с ним не играл, на лыжах не катался. Помните, как Борис Николаевич легко расставался со своими дружками-сослуживцами по прежней жизни? Бурбулис. Скоков… Всех уж не упомнишь. Стоило кому-то попытаться активно влиять на его политические решения, глядишь, и нет его. Испекся.
– Что верно, то верно, – вновь пробасил Уралов. – Друзья хороши за рюмкой водки или на корте.
– Словом, лично я против института преемника. Думаю, всем понятно, почему. Против того я, чтобы и Татьяна Борисовна осталась в преемниках. Рад, что она нашла в себе силы только что при всех нас отказаться от этого столь заманчивого предложения. Правда, возможно, у нас мотивы разные… Думаю, что у Президента ни тогда, ни сейчас не лежала душа брать на себя подобные обязательства.
