Они долго беседовали о превратности человеческих судеб, а затем Багрянский еще полночи ворочался в кровати, даже не пытаясь заснуть. Почему так много места в жизни занимают подлость, предательство, конформизм? Почему благородные души вынуждены переносить так много испытаний и боли только потому, что не умеют трусливо и легко отказываться от своих принципов, помнят о долге и чести?
Графиня Орлова, аристократка и наверняка красивая женщина, обреченная на испытания и муки только потому, что по рождению оказалась иной, чем все ее серое окружение. Кто мог подумать, что ей придется таким образом расплачиваться за заслуги своих предков перед Отечеством, влачить жалкое существование на обочине жизни?
Андре Орлов – человек, оставшийся без Родины, которой мог принести ей столько пользы своим умом и талантом и которого лишили даже возможности при жизни разыскать своих близких, устроив настоящую охоту за его состоянием. Да, он был невероятно богат, но понимал, что деньги не сделают его счастливым. Он искал счастья, но так и не нашел его, оставшись непонятым и чужим для всех.
Да что ходить так далеко и высоко! Димка Сироткин и Настя Уфимцева, не знающие своих родителей, пережившие трудное детство и доверчиво потянувшиеся навстречу свету и любви. Их растоптали, смешали с грязью только за то, что они беззаветно полюбили друг друга, что, оказывается, не вписывалось в нормы закона и в мораль местных обывателей. Еще одна так и несостоявшаяся семья, попавшая по воле обстоятельств в эпицентр загадочной и подлой судебной расправы.
Что-то явно не так в этом мире, холодном и жестоком, все больше обретающем черты бездушного механизма, способного завести общество неизвестно куда...
«И все же в русских, быть может, больше, чем в ком-либо другом, сохраняются истинные человеческие начала, бескорыстие, душевность, открытость, – думал под утро, так и не сомкнув глаз, Пьер Тьерри. – Если уж их не сумели выкорчевать годы кровавого террора и иных, далеко не самых приятных обстоятельств бытия, значит, они прочно сидят у русских в крови».
Пробыв несколько дней в Ашхабаде, Тьерри разыскал не только важные документы, но и получил подтверждение, что спецслужбы хорошо осведомлены о наследстве и наследниках графа Орлова. Ну а если дело обстоит так, то его передвижения с того момента, как самолет приземлился в Шереметьеве, не являются секретом.
В конце концов, что с того? Спецслужбы, стало быть, осведомлены и о том, что он является душеприказчиком покойного друга. И вполне естественно, ищет наследников. В этой плоскости рассуждений к нему невозможно придраться. Тогда попробуем поставить вопрос иначе, точнее, даже два вопроса.
Первый: для чего спецслужбы сами занялись поиском наследников? Второй: как близко ему, Пьеру Тьерри, разрешат приблизиться к ответу, кто эти счастливцы-наследники?
Тьерри завтракал один, так как Багрянский еще не вставал. Он поймал себя на мысли, что ему спокойно думается в этих золотых хоромах, хотя, конечно, было бы здорово оказаться в брассерии около дома, где бармен точно знал, какие булочки Пьер предпочитает на завтрак, какой крепости должен быть кофе и с какой начинкой омлет надо ему подать.
Похоже, при таких вопросах, которые он сам себе только что задал, дома он окажется еще не скоро. Впрочем, ладно. О доме он подумает позже, а сейчас все же надо сосредоточиться над вопросами.
Тот факт, что спецслужбы ищут подступы к наследству, сам по себе его не интересовал. Это настолько очевидно, что не стоит даже внимания. Их интересует «оборонка» Орлова, его заводы по лазерной навигации. Глаза на это открылись у Тьерри еще в Париже, когда Жан Готье просветил его на этот счет.
Тогда зачем они сами принялись искать наследников? Уничтожать архивные документы? Как-то неумно и нерационально. На них не похоже. Инюрколлегия и так рано или поздно принесла бы на тарелочке ответ на искомый вопрос. Тогда бы зашевелились дипломаты, правительство, может быть, даже сам президент...
В конце концов, все это можно понять, промышленная империя его друга – лакомый пирог для любого государства. Тем более для государства, чьи граждане объявлены наследниками. Конечно, русские воспользуются этим. И будут правы. Но это уже вопрос политических компромиссов, переговоров, но никак не уничтожения следов наследников.
От неожиданной мысли Пьер даже привстал из кресла и застыл в какой-то странной позе, словно пытался за чем-то дотянуться и в этот момент его настиг приступ радикулита.
В таком виде его и застал Багрянский, спустившийся к столу.
– Что с вами, дружище Пьер? Неужели продуло в архивах? – не нашел он ничего лучшего, как подколоть француза.
Но Тьерри уже взял себя в руки и молча опустился в кресло.
– Что с вами, месье? – вновь повторил вопрос бывший журналист. Если бы при этом присутствовал Духон, он непременно посоветовал бы Тьерри – мол, ответьте, а то ведь не отцепится.
– Простите, Лев, мне показалось, что я поймал за хвост очень важную мысль и постарался ее хорошо запомнить. Между прочим, как вы считаете, не слишком ли много мы с вами выпили?
– Кому и рюмка смертельная доза, а кому и рога изобилия мало, – философски заметил Багрянский, по-хозяйски присаживаясь к столу. – Когда хорошее настроение, когда сопутствует удача, когда компания подходящая, почему не выпить? Так что вы там поймали за хвост?
– Насчет удачи я бы не стал столь категорично утверждать, – ушел от прямого ответа француз. – Посоветоваться же хотел вот о чем...
В Тьерри явно в полный голос заговорил офицер французской внешней разведки. Вряд ли ему в данном случае было позволительно делиться мыслями с русскими, пусть даже с добрыми приятелями. Работа есть работа. А то, что Пьер находится на службе – сейчас не важно даже, у кого – у скончавшегося друга или у Франции, он осознал буквально в последние минуты, перед тем как Багрянский спустился к завтраку.
– Мне надо немедленно в Москву, – после небольшой паузы сказал Тьерри.
– Вот те раз! – искренне удивился Багрянский. – Я полагал, что вы скажете – надо срочно лететь в Ростов.
– Наверное, я бы так сказал вчера. Но, поразмыслив тут на досуге, понял: если уж ваши спецслужбы проявили такую активность в этом деле, что даже страницы из архивных документов повырывали, значит, чего-то боятся. А вот чего – не пойму. В таких ситуациях наш брат разведчик может придраться даже к телеграфному столбу. Кажется, так у вас говорят?
– У нас так говорят. Но о милиционерах, а не о разведчиках, – поправил его Багрянский. – И это те самые мысли, которые вы ухватили за хвост?
– Нет, конечно. Просто, мне могут хорошо насолить: незаконно выезжал в третью страну, еще чтото... Зачем давать повод?
Багрянский и на сей раз заметил, что Тьерри о чем-то упорно умалчивает, но не стал его провоцировать. Придет время, сам скажет.
– Ну а Ростов? Это же так важно.
– В Ростов слетаете вы, месье Багрянский, – серьезным, чуть ли не приказным тоном произнес бывший офицер чужестранной разведки. – Помните, вчера господин Джафаров так и не подтвердил, что письмо Натальи Орловой, то есть Волосовой, стало достоянием ФСБ. Правда, и не опроверг... Но так или иначе, нам ни в коем случае даже намеком нельзя спецслужбам указывать вектор на город Ростов. Понимаете?
