— Важно не разочаровать его, — продолжал Гиммлер. — Теперь мы в руках Штайнера. Пожалуйста, пусть он это прочувствует.
— Хорошо, господин рейхсфюрер. — Радл подавил нестерпимое желание расхохотаться.
Гиммлер довольно небрежно выбросил вперед правую руку в партийном салюте:
— Хайль Гитлер!
Радл церемонно откозырял и как можно быстрее вышел.
* * *
Войдя в свой кабинет на Тирпиц-Уфер, Радл увидел, что Хофер упаковывает его вещи. Радл достал коньяк и налил себе большую порцию.
— Господин полковник здоров? — взволнованно спросил Хофер.
— Знаете, Карл, о чем наш уважаемый рейхсфюрер только что проговорился? Он, оказывается, не докладывал фюреру, как далеко мы зашли в этом деле. Он хочет преподнести ему сюрприз. Ну, не мило ли это?
— Ради бога, господин полковник.
Радл поднял стакан:
— За наших товарищей. Карл, за триста десять человек из полка, которые погибли в Зимнюю кампанию. Не знаю за что. Если вы узнаете, скажите мне.
Хофер уставился на него, и Радл улыбнулся:
— Ничего, Карл, я не сорвусь. Вы проверили время моего рейса в Париж?
— Десять тридцать с аэродрома Темпельхоф. Я приказал подать машину к девяти пятнадцати. У вас много времени.
— А рейс на Амстердам?
— Завтра утром. Возможно, около одиннадцати, но нет уверенности.
— Хорошо. Все, что мне нужно, это плохая погода, чтобы не попасть в Ландсвоорт до вторника. Какая сводка погоды?
— Плохая. Из России идет холод.
— Всегда так, — мрачно сказал Радл. Он открыл ящик стола и взял из него запечатанный конверт. — Это моей жене. Смотрите, чтобы она получила его. Жалко, что вы не можете поехать со мной, но вы должны держать оборону здесь, понимаете?
Хофер посмотрел на письмо, и в глазах его появился страх:
— Неужели господин полковник думает…
— Дорогой мой добрый Карл, — сказал Радл. — Я ничего не думаю. Я просто подготавливаюсь к любому неприятному случаю. Если операция сорвется, то, мне кажется, все, связанные с ней, могут оказаться — как это выразиться? — персонами нон грата. В любом таком случае вы должны полностью отрицать, что знали что-нибудь. Все, что я делал, я делал один.
— Господин полковник, пожалуйста… — хрипло попросил Хофер. На глазах его были слезы.
Радл достал еще один стакан, наполнил его и протянул Хоферу:
— Давайте тост. За что выпьем?
— Бог знает, господин полковник.
— Тогда я вам скажу. За жизнь, Карл, за дружбу и надежду, — он криво улыбнулся. — Знаете, какая мысль мне только что пришла в голову? Что рейхсфюрер, весьма возможно, ничего об этих вещах не знает. А, ладно…
Он запрокинул голову и осушил стакан одним глотком.
* * *
Как и у большинства старших офицеров в Скотланд-Ярде, у Джека Рогана была в кабинете небольшая раскладушка на случай, если воздушные налеты превращали возвращение домой в проблему. Когда в среду он возвратился с еженедельного координационного совещания руководителей секции спецслужбы, был уже почти полдень. На его походной кровати спал Грант.
Роган выглянул в коридор и велел дежурному полицейскому приготовить чай. Затем он дружески пнул Гранта и подошел к окну, набивая трубку. Туман был гуще обычного. Настоящий лондонский, особенный, как когда-то правильно назвал его Диккенс.
Грант поднялся, поправляя галстук. Костюм его был измят, а сам он небрит.
— Дьявольский путь назад. Туман действительно невообразимый.
— Чего-нибудь добились?
Грант открыл портфель, взял папку и одну карточку из нее положил на стол Рогану. К ней была прикреплена фотография Лайама Девлина. Выглядел он на ней старше, чем в жизни. Внизу карточки значилось несколько имен.
— Это Мерфи, сэр.
Роган тихо свистнул:
— Он? Вы уверены?
— Рубен Гарвальд уверен.
— Но это же бессмыслица, — сказал Роган. — Последнее, что я о нем слышал, это что у него были неприятности в Испании, поскольку он сражался не на той стороне. Приговорен, к пожизненным каторжным работам.
— По-видимому, нет, сэр.
Роган вскочил и подошел к окну. Минуту он стоял там, засунув руки в карманы.
— Знаете, он один из главарей движения. Встречаться мне с ним не приходилось. Всегда окружен таинственностью. Ну во-первых, все эти чертовы вымышленные имена.
— Судя по досье, он учился в Тринити колледже, что для католика необычно, — сказал Грант. — Специализировался в английской литературе. Это уже ирония, если он член ИРА.
— Такие эти чертовы ирландцы. — Роган повернулся, постукивая пальцем по виску. — Какие-то бешеные с рождения. Все у них не как у людей. Ну посудите сами: дядя — священник, сам окончил университет — и во что превратился? Самый хладнокровный убийца в движении со времен Коллинса и его группы.
— Ладно, сэр, — сказал Грант. — Что будем делать?
— Прежде всего свяжемся со спецслужбой в Дублине. Посмотрим, что у них есть.
— Потом?
— Если он здесь легально, то должен быть зарегистрирован в местной полицейской части, где бы то ни было. Регистрационная форма для иностранцев плюс фотография…
— Которые затем передаются в отделение, к которому полицейская часть относится.
— Точно, — Роган ударил по столу. — Я уже два года требую, чтобы нам передавали их сюда в центральный архив но, поскольку здесь работают почти три четверти миллиона ирландцев, никто не хочет с этим связываться.
— Значит, надо разослать копии этой фотографии во все городские полицейские части и отделения графств, чтобы там просмотрели все регистрации. — Грант взял карточку. — На это уйдет много времени.
— А что еще можно сделать? Поместить фотографию в газетах и написать: «Кто видел этого человека?» Я хочу поймать его, а не спугнуть.
— Конечно, сэр.
— Займитесь этим. Даю «зеленую улицу». Объявите внеочередным делом госбезопасности, что заставит этих типов шевелиться.
Грант вышел, а Роган взял досье Девлина, откинулся на стуле и начал читать.
* * *
В Париже полеты были отменены. Туман сгустился такой, что когда Радл вышел из зала отправления в Орли, он не увидел своей руки перед лицом. Он зашел к дежурному и спросил о прогнозе.
— К сожалению, господин полковник, если судить по последней метеосводке, никаких полетов до утра. Честно говоря, даже утром может быть не лучше. Думаю, этот туман может продержаться несколько дней. — Он любезно улыбнулся: — Одно хоть хорошо, что он держит томми дома.
