— С чего вы взяли? И не думал, — сказал Иван Дмитриевич, хотя этот визит входил в его ближайшие планы.
— Не лгите. Я в жизни знала многих мужчин, и немногим удавалось меня обмануть. А из тех, кого я не любила, — никому. Так вот, не тратьте время на Зильбермана, я сама скажу вам правду. Этот медальон подарил мне мой любовник.
— Кто именно?
— Фи-и, господин Путилин! Я была о вас лучшего мнения. Как можно спрашивать такие вещи?
— Значит, имя вы не назовете?
— Нет, конечно.
— Ладно. Продолжайте.
— Как вы понимаете, замужняя женщина не может позволить себе носить украшения, не объясняя мужу, откуда они взялись. Я отнесла этот медальон Зильберману и попросила его оказать мне услугу. Он согласился. На другой день мы пришли к нему в лавку вместе с бароном, который давно хотел купить мне какой-нибудь подарок в честь годовщины нашей свадьбы, и у него на глазах я выбрала…
— А деньги, заплаченные за медальон вашим мужем?
— Зильберман оставил их себе в награду. Он много не запросил, зато я теперь могу открыто носить дар моего возлюбленного.
— Завидую этому человеку, — сказал Иван Дмитриевич. — Видать, сильно любите его, если так рискуете. Она улыбнулась.
— Я никого не люблю, господин Путилин. В мужчинах я ценю то, что они способны мне дать. В каждом — свое. Но ценить я умею. Любовников ценят за одно, мужей — за другое, и в обоих случаях следует быть благодарной. Поэтому я хочу носить мой медальон и не хочу, чтобы муж знал о его происхождении.
— А как относительно Екатерины Великой? Она в самом деле дарила такие цацки своим фаворитам?
— Чепуха. Я все выдумала.
— Но весьма правдоподобно, я чуть было не поверил.
— Не лгите, господин Путилин. У вас это плохо получается.
— Во всяком случае, в фантазии вам не откажешь.
— Да уж постаралась для мужа. Он обожает подобные сувениры.
— Кстати, барон вас не хватится?
— Нет. Он засыпает, как только ложится в постель, и спит как убитый. Не такое уж большое счастье для женщины, хотя иногда и удобно.
— Обещаю ничего не говорить ему, — мягко сказал Иван Дмитриевич, — можете на меня положиться. Но почему, собственно, вы решили, что меня интересует ваш медальон?
— Вы так смотрели на него. Дурак и тот догадается. А я не дура. Вам ведь знаком этот медальончик, верно?
— С чего вы взяли?
— Опять вы лжете! Пожалуйста, не уверяйте меня, будто никогда его не видели. Вам приходилось иметь дело с таким же, я знаю. Только вы не знаете, что он означает.
— А вы можете мне сказать?
— Глупый вопрос. Разумеется, если я ношу этот медальон, мне известен его смысл. Сказать-то я могу, но не уверена, стоит ли. Вряд ли мои слова доставят вам удовольствие.
— Я не ищу в жизни удовольствий, — ответил Иван Дмитриевич.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. За окном подъезда по-прежнему стояла тьма, сырым ночным холодом тянуло от стен, от ступеней. Баронесса давно запахнула свой капот, под которым Иван Дмитриевич заметил ночные атласные туфельки, надетые на босу ногу. Зябковато в таких на каменном полу. Чтобы согреться, она обхватила себя руками под грудью.
— Я жду ваших объяснений, — напомнил Иван Дмитриевич. — Семь звезд, врата, Большая Медведица…
— Вы хорошо владеете собой, — сказала баронесса, усилием воли унимая дрожь. — В таких ситуациях мужчинам обычно изменяет самообладание. Но поверьте, смысл этой надписи причинит вам только лишнюю боль. О главном вы, я думаю, уже догадались, а остальное… Остального лучше бы вам не знать.
— Что вы говорите со мной загадками?
— Отнюдь. Я обещала вам помочь укротить жену, и я исполнила свое обещание.
— Сейчас я не про то спрашиваю, баронесса!
— Это все одно и то же.
Иван Дмитриевич начал терять терпение.
— Оставьте в покое мою жену! Я хочу знать смысл надписи на медальоне, вот и все. А заодно… имя человека, который вам его подарил.
— Подумайте, — еще раз предостерегла баронесса. — Хорошенько подумайте, прежде чем настаивать. В таких вещах подробности — это самое страшное.
— Довольно! — вспылил Иван Дмитриевич. — Отвечайте прямо! .. Кто вам подарил медальон? Князь Панчулидзев?
Она взглянула на него с уважением.
— А вы и в самом деле много знаете, господин Путилин. Больше, чем я думала. Но если вы подозреваете нас в убийстве Якова Семеновича, уверяю вас, мы с князем совершенно ни при чем. Клянусь, я бы многое отдала, чтобы узнать имя убийцы.
— Баронесса, я не отпущу вас, пока вы не объясните мне, что означает надпись на медальоне!
— Боже мой, — отвечала она с раздражением, — да почему я-то должна вам об этом говорить? Спросите у вашей жены. Она все знает не хуже меня.
— При чем тут моя жена? Что вы к ней прицепились! — Иван Дмитриевич стукнул кулаком по перилам и вдруг осекся.
— Спросите, — сказала баронесса, улыбаясь, — но мой вам совет: не настаивайте, если она не захочет отвечать. Если вы готовы простить ее, не настаивайте. Вам и того хватит, чтобы вить из нее веревки! Только напомните ей про Большую Медведицу, и вы — султан. Будет как шелковая.
— Я вам не верю, — помертвевшим голосом произнес Иван Дмитриевич.
— Вас, наверное, удивляет, что я так спокойно об этом говорю? Да, я не ревнива. Вернее, это не тот случай, когда имеет смысл ревновать. Я и раньше знала, что у него есть другие возлюбленные. Он такой восхитительный любовник, что ни одна женщина, коли она в здравом уме, не станет надеяться быть для него единственной. Даже ваша, господин Путилин, супруга, при всем моем уважении к ее несомненным достоинствам…
Бух! Ба-бах! — железными языками ответили ей внезапно отброшенные засовы и задвижки. Жена, видимо, подслушивала под дверью. Вырвавшись на площадку, она устремилась к своей обидчице, которая быстро выставила вперед когтистую лапку и предостерегающе зашипела.
Еще мгновение, и они вцепились бы друг другу в волосы, но Иван Дмитриевич успел схватить жену за талию.
— Пусти-и! — завизжала она. — Пусти меня!
Он не пускал, держал крепко.
Она выдиралась, царапая ему руки, и то кричала, то шептала:
— Тварь! Сука! Пусти меня… Мокрохвостка поганая! А-а, бесстыжая, куда ты? Ваня, держи ее… Стой, гадюка!
За противоположной дверью затявкал Джончик. Этажом ниже щелкнул замок в квартире Зайцевых, мужской голос спросил:
— Иван Дмитриевич, это вы там скандалите?
