— Ладно, черт с тобой. Вставай, пошли. Только шустрее, второй раз не позову.
Они спустились по лестнице до подвального этажа, прошли через темное помещение кухни и оказались около служебного выхода. Там шла разгрузка овощного фургона. Прежде чем ступить со двора на прилегающую к площади улицу, Берл остановился. Янив с разбега ткнулся ему в спину и забормотал извинения.
— Тихо! — одернул его Берл. Мостовая тускло мерцала перед ними в предутреннем рассеянном свете фонарей. Стены спящих домов отчужденно пялились наглухо задраенными окнами. Улица казалась абсолютно безлюдной. — Пошли! — Они вышли на тротуар и быстрым шагом двинулись от гостиницы, в направлении, противоположном площади. Навстречу из бокового переулка вывернулось такси.
— Такси… — шепнул Янив. — Остановим?
Берл не успел ответить, потому что такси остановилось само, без всякого приглашения. Краем глаза он успел заметить фартук уборщика на заднем сиденье и бросился на тротуар, увлекая за собой Лефена и вытаскивая из-за пояса «глок». Вовремя! Из открытого окна машины раздались шлепающие звуки выстрелов.
«Аккуратно работают, с глушителем, не то что мы, варвары», — подумал Берл, открывая ответный огонь. Шлепки смолкли, машина рванулась с места, крутанулась, влезла на тротуар и с грохотом влепилась в фонарный столб. Брызнули стекла.
— Мотаем, бижу, быстро! — скомандовал Берл, вздергивая на ноги полумертвого от страха Лефена. Они пробежали несколько кварталов и перешли на шаг. Сзади уже слышался вой полицейских сирен. У Брюссельского парка на Кенигстраат Берл взял такси. Еще через полчаса в Левене они сменили машину, а заодно и направление движения. В восьмом часу утра довольный выгодным рейсом таксист высадил их у железнодорожного вокзала в Шарлеруа.
* * *
— А вы теперь куда? — Янив Лефен угрюмо ковырялся вилкой в тарелке с омлетом.
Берл ухмыльнулся: — А тебе-то какая разница? Ты, бижу, и так знаешь больше, чем нужно человеку с твоим здоровьем. Того и гляди, простудишься до смерти.
Они сидели в кафе на привокзальной площади Шарлеруа. Каждый ждал своего поезда: Лефен — в парижский аэропорт, чтобы попытаться купить там билет на тель-авивский рейс, Берл — в Намюр, по дороге в Цюрих. Вообще говоря, он мог бы уехать и раньше — через Льеж и Кельн, но отчего-то Берлу хотелось убедиться, что парнишка сел на поезд живым и невредимым. Его мучило нехорошее предчувствие; Берл справлялся с ним, напялив на себя маску циничного ковбоя из залихватского вестерна.
В кафе было довольно много народа для такого раннего часа. Люди коротали минуты ожидания, шурша газетой над чашкой кофе с круасоном. В углу над стойкой бормотал телевизор. Туристский сезон уже ушел и забрал с собой до следующего года шумных улыбчивых парней с огромными рюкзаками за спиной и заспанных девиц в обтягивающих шортах, в тяжелых армейских ботинках с волочащимися по полу шнурками. Где ты, где, летняя безмятежность европейского вокзала? Теперь, когда пора отпусков закончилась, утреннее привокзальное кафе целиком принадлежало озабоченным типам человеческой породы: коммивояжерам, клеркам, секретаршам. Они поминутно поглядывали на часы, автоматическими жестами поправляли галстуки, одергивали юбки, барабанили по столу нетерпеливыми пальцами. Разве что парочка бритоголовых, татуированных, затянутых в кожу рокеров за соседним столом несколько выделялась из общей картины. Эти никуда не торопились, да и поезда им тоже были без надобности, судя по двум обвешанным фенечками и кожаной бахромой «харлеям», возвышавшимся на тротуаре рядом с кафе.
— Вашими стараниями… — мрачно сказал Янив.
— Что? — не понял Берл.
— Вашими стараниями простужусь, — повторил Лефен. — Пока вы не объявились, все у меня было тип-топ. Еще годик, и получил бы гражданство. Эх…
Берл насмешливо прищурился: — Ну, получил бы. А потом?
— А что потом? Жил бы, как нормальные люди в нормальной стране. Не как вы там, в вашей помойной яме… — глаза Янива блеснули злобой. — Ненавижу вашу гадскую страну, жару, бескультурье, вечную войну, оккупацию чужой земли, нацистскую армию… ненавижу!
Последнее слово он почти выкрикнул, так что многие в кафе обернулись на незнакомые звуки ивритской речи. Бритоголовый за соседним столиком наклонился и что-то сказал своему напарнику, отчего последний немедленно захихикал, поглядывая на Янива маленькими круглыми глазками.
Берл с сожалением покачал головой: — Надо бы тебя отшлепать, бижу, да жаль, времени нету.
— Вот-вот! — ожесточенно подхватил Лефен. — Все вы там такие. Чуть что — насилие. Фашисты!
На этот раз обернулись посмотреть почти все посетители. Последнее слово было им явно знакомо.
— Не шуми, — сказал Берл благодушно. — Ты просто дурак, бижу. Аквариумный карась, которому в море захотелось. Ты думаешь, тебя где-нибудь ждут? Ты думаешь, что кому-нибудь здесь нужен? Ты думаешь, у тебя есть выбор? Дудки, бижу. На самом деле нет его у тебя, этого выбора, понял? Нету!
Бармен прибавил громкости телевизору. Шел восьмичасовой выпуск новостей.
— Глупости… — возразил Янив. — Выбор всегда есть. Каждый человек вправе выбирать то, что ему больше нравится. Мне вот нравятся длинноногие европейские блондинки, а не крашеные марокканки. На кой черт мне тогда жить в Израиле?
Берл улыбнулся. Большинство женщин в кафе были и в самом деле блондинками.
— Ладно… — начал он, но Янив вдруг насторожился и поднял палец, будто призывая ко вниманию. Берл обернулся к телевизору. На экране красовался обугленный остов машины на площади перед «Метрополем».
«…произошла около половины седьмого… — сказал диктор за кадром. — …когда буксировщик инспекторского отдела брюссельского муниципалитета пытался отбуксировать автомобиль „опель-вектра“, припаркованный в запрещенном месте на площади Брукер, напротив отеля „Метрополь“. Машина взорвалась сразу после начала движения. Инспектор получил небольшие телесные повреждения и тяжелый шок».
Дымящаяся «вектра» сменилась растрепанным человеком в форме и на носилках. Он беззвучно разевал рот и вращал глазами.
— Все-таки здорово, что это оказался инспектор, — Берл с удовольствием хлопнул ладонью по столу. — Теперь хотя бы поймет, в какой шок мы впадаем после их идиотских штрафов!
— Моя машина… — растерянно прошептал Янив.
«Двумя часами раньше… — продолжил диктор, — …район гостиницы был разбужен грохотом выстрелов. Прибывшая на место полиция обнаружила такси с двумя застреленными людьми. По словам главы полицейского управления, господина Дебриля, оба были буквально нашпигованы пулями…»
На экране возник господин Дебриль, осаждаемый репортерами.
— Что за чушь… — пробормотал Берл. — Нашпигованы пулями… Я и выстрелил-то всего четыре раза, причем особо не целясь…
Наверняка врет полиция. Практически невозможно убить двух человек четырьмя быстрыми пистолетными выстрелами по движущейся машине. Допустим, он мог попасть водителю в голову, но в того, что на заднем сиденье, Берл стрелял уже абсолютно наугад. Ранил — это возможно, даже скорее всего, но так, чтобы насмерть… Точно врут. А если не врут? А если не врут, то плохо дело. Берл бросил быстрый взгляд по сторонам. Если не врут, то остается одно: кто-то просто убрал раненых киллеров, застрелил уверенно и хладнокровно, не смущаясь надвигающимся воем полицейских сирен, нашпиговал пулями, чтобы не попали живьем под любопытные следовательские глаза.
