«Кабинет» представлял собою крохотный закуток с единственным стулом и магнитофоном на полке. Жанна усадила Бэрла на стул и начала возиться с кассетой.
«Послушай, Ирочка, — сказал Бэрл. — Ты, случаем, не из Днепропетровска?»
«С чего это ты взял? — удивилась она. — Вот ведь сучки! Ну никогда кассету назад не отмотают!»
«Вот такой я проницательный. Это у меня профессиональное. Я ведь, если хочешь знать, сыщик. Частный, конечно.»
«Хреновый из тебя сыщик, — усмехнулась Жанна и включила музыку. — С Харькова я.» Она начала неуклюже раскачиваться в такт Джо Дассену.
«Откуда ты знаешь, какие сыщики бывают? Из кино разве что,» — поддразнил ее Бэрл.
«Прямо уж… — сказала она, закатывая глаза, чтобы лучше войти в ритм. — Вас тут как собак нерезанных. У меня даже постоянный клиент есть — сыщик. Сыщики-хренищики… Как ни ищи, других таких титек все равно не сыщешь.»
Обеими руками она приподняла свои сокровища и шумно задышала, имитируя страсть.
«Тут ты права, — подтвердил Бэрл. — А что это значит — «постоянный клиент», Ируня? Он что тут, каждую ночь околачивается?»
«Когда деньги есть, — простонала Жанна, водя руками по своему широкому украинскому телу. По задумке, эти движения должны были носить эротический характер. В революционной жанниной интерпретации они более походили на ловлю блох. — Он ведь в карты играет, мудило, тут недалеко, на соседней улице. Как часам к трем просадится вчистую, так сюда идет — мол, пожалей, Жанночка, дурную мою голову. Вот я и жалею-ю-ю…» Она перешла на следующую ступень страсти, включающую стоны и подвывания.
Несмотря на известную нестандартность жанниного спектакля, Бэрл выглядел совершенно удовлетворенным. Расплачиваясь, он сказал: «Мой тебе совет, Ируня — смени ты имя. Почему именно Жанна? Айседора тебе куда больше подходит.»
* * *
Ави Коэн вошел в зал около двух. Все выдавало в нем завсегдатая: он похлопал по плечу бармена, сунул голову в служебку, подарил звучный шлепок ягодицам пробегавшей мимо «артистки», обнял соскочившую с очередного клиента Жанну… Но не это привлекло главное внимание Бэрла. Следуя многолетней привычке никогда не забывать о ситуации в целом, даже сосредотачиваясь на отдельном ее фрагменте, он обнаружил интересную вещь. Помимо него, в зале находился еще кто-то, не спускавший с Коэна глаз — это был тот самый, давешний араб, с понтом обысканный в самом начале вечера. Вот он встал со своего места и, пройдя через зал, тронул Коэна за плечо. Вот Коэн обернулся, с видимым неудовольствием оторвавшись от ощупывания пышных форм Иры-Жанны-Айседоры. Вот араб сказал ему что-то на ухо… Коэн кивнул и снова повернулся к Жанне. Араб пошел к выходу.
Бэрл быстро поднялся и прошел в туалет. Задвинув щеколду, он встал на унитаз и приблизил голову к приоткрытой фрамуге, выходящей в тупик сбоку от здания. По его расчетам, там в настоящий момент должны были находиться не только мусорные баки.
«Сейчас выйдет, — говорили по-арабски. — Спрячьтесь и не высовывайтесь. И нож, Зияд, дай мне мой нож…»
Бэрл вынул из наплечной кобуры пистолет и навернул глушитель. Он услышал звук приближающихся шагов.
«Что случилось, Надир? — это был, видимо, Ави Коэн. — Я же говорил, я сам тебя найду, когда будет что-нибудь новенькое. Пока — нет. Но если ты уже здесь, не одолжишь ли мне тысчонку-другую в счет будущего?»
«Я здесь, чтобы кое-что выяснить, Ави, — ответил прежний голос с тяжелым арабским акцентом. — Разве ты не читаешь газет?»
Коэн выругался с явно наигранным удивлением: «Так это был все-таки ваш клиент, этот банкир? Искренне сожалею.» В его голосе было услышать все, что угодно, только не сожаление… «Но я-то тут при чем? Мне вы платили за что? — за двух курьеров. Их и получили — какие претензии?»
«Там была засада, Ави. Мы потеряли пятерых. Абу Айяд чудом остался жив. Что ты скажешь на это?»
В дверь туалета постучали. Бэрл после секундного колебания спрыгнул на пол и пошел открывать. В конце концов, он уже слышал более чем достаточно. Его начал бить охотничий азарт. На улице он сказал билетеру-охраннику: «Кто-то заперся там в сортире и не хочет выходить. Ты бы, чем спать тут…» Он не успел закончить фразу, как билетер был уже внутри. Бэрл в два прыжка оказался у входа в тупик. Открывшаяся ему картина, в общем, выглядела вполне подходящей — Ави Коэн булькал на земле перерезанным горлом, один из арабов сидел рядом с ним на корточках, вытирая нож, двое других стояли вблизи. Тем не менее, Бэрл немедленно вскинул пистолет и приступил к еще большему улучшению ситуации. Спустя несколько секунд двое арабов стремительно догоняли Коэна по дороге в преисподнюю; третий лежал в глубокой отключке. Времени на раздумье не было — билетер вот-вот должен был вернуться. Бэрл взвалил на плечи бесчувственное тело и бегом ринулся к своему «Опелю». Он успел захлопнуть багажник как раз вовремя.
1
Под утро прошел наконец долгожданный дождь, и теперь процеженный через его сито зимний иерусалимский воздух был особенно вкусен. Шломо добил очередную главу и вышел на лестницу. Время подъезжало к часу, так что с известной степенью осторожности можно было предположить, что Сеня — сосед Бельских сверху — уже проснулся после своих ночных компьютерных бдений. В настоящий момент Сеня жил один и пробавлялся случайными заработками программиста-надомника. По личным причинам, усугубленным общим экономическим кризисом, он с трудом сводил концы с концами, и Шломо лелеял надежду пристроить Сашку к нему на временное жительство.
Дверь в сенину квартиру была приоткрыта. Сам хозяин в махровом халате сидел на диване, поджав под себя ногу и курил, бессмысленно щурясь на выключенный телевизор.
«Сеня, привет. Проснулся? К тебе можно?» — спросил Шломо и, не дожидаясь ответа, уселся между телевизором и Сеней, рассчитывая таким образом пересечь воображаемую линию его взгляда. Сеня промычал что-то нечленораздельное и мучительно закашлялся.
Шломо прикинул свои шансы. По опыту он знал, что многоступенчатый процесс сениного пробуждения занимает от часа до полутора. Процесс этот обычно начинался с момента, когда, не отрывая головы от подушки и даже не продирая глаз, Сеня протягивал руку за первой сигаретой «Нельсон», игравшей в данном случае роль кислородной подушки. Вдохнув живительного дыма, он садился на кровати и некоторое время курил, вслушиваясь в себя и поджидая первый приступ кашля.
Кашель подкатывал с мощью грузового поезда. Эту вроде бы неуправляемую враждебную энергию Сеня, в полном соответствии с рекомендациями восточных школ единоборств, рационально использовал в полезном направлении. Так, с помощью кашля он продирал глаза — если уж так или иначе они вылезали из орбит… С помощью кашля он сбрасывал с кровати ноги — улучив момент, когда все тело начинало сотрясаться в едином кашляющем резонансе. Наконец, кашель способствовал первичному умыванию лица посредством обильного слезоточения. С какой стороны ни посмотри — ничего, кроме пользы, от кашля не было, так что временами Сеня с ужасом думал, что же произойдет, если в одно прекрасное утро кашель вдруг откажется служить…
