– Значит, открытым текстом?
– Вот-вот! – зло сощурился Михаил. В нем клокотала ненависть. – И тогда она предложила…
– Мать предложила? – уточнил Китайгородцев.
– Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом все в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же – голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексей пообещал молчать. Ну, с Константином Федоровичем пришлось решать проблемы…
– Кто такой?
– Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, все делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас, сам видишь, в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.
– А риск для него?
– Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему еще накинули. Договорились, в общем.
– Теперь боишься Глеба? – спросил Китайгородцев.
– Он что-то почувствовал, – скривился Михаил. – Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, падла. Хочет, наверное, на все добро лапу наложить. Уже Стасом Георгиевичем себя зовет. В роль вошел, во вкус.
Их взгляды – Китайгородцева и Михаила – встретились.
– Зачем же ты выбрал именно меня? – вырвалось у Китайгородцева.
Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?
Михаил понял, о чем речь.
– Ты убивал уже! – сказал он, и на Китайгородцева дохнуло холодом.
– Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь дело!
– Ты ничего не сможешь изменить! – покачал головой Михаил.
– Я тебя прошу!
Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший все Потемкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:
– Не надо! Прошу, не надо!
Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.
«Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьешь».
– Я донесу на тебя! – пробормотал Китайгородцев.
– Давай-давай! – хрипел и кашлял Михаил.
«Все бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить».
Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повел его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит все, сам примет смерть, если будет угодно богу, но врагам Стаса по земле не ходить.
Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева еще сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.
«Ты ничего не сможешь изменить».
* * *
Китайгородцев вел машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой – весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потемкин сидел рядом с ним.
– Я уже как робот, – пробормотал Китайгородцев.
Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.
– Я могу довезти вас до какой-либо станции, – предложил Китайгородцев.
– А вы? – спросил Потемкин.
Китайгородцев пожал плечами.
– Не знаю, возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят. – Он с тоской смотрел куда-то вдаль. – Как думаете, что можно сделать? – спросил он внезапно.
Потемкин понял, что это про завтрашний проклятый день.
– Возможно, что наши страхи преувеличены, – сказал он неуверенно.
Китайгородцев посмотрел на него тяжелым взглядом, и Потемкин смешался, устыдившись собственного лукавства.
– Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, – сказал Китайгородцев. – Остается ждать, чем все закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…
– Я никуда не поеду! – запаниковал Потемкин.
– Почему? – спросил бесцветным голосом Китайгородцев.
– Останусь с вами.
– Со мной опасно. Мне сейчас лучше быть одному. Я ни с кем не выхожу на связь. У меня в багажнике лежит мобильник – я не то что им не пользуюсь, я даже батарею от него отсоединил.
– Зачем?
– Чтобы меня не вычислили. Не хочу, чтобы кто-то еще был причастен. Или я сам разберусь с этой бедой, или в конце концов один буду отвечать за все, что случится.
Хамза дал Китайгородцеву уйти, хотя уже понимал, что тот способен натворить бед и его надо было бы закрыть – для собственного спокойствия. Он дал Китайгородцеву шанс. Эти несколько дней, за которые еще можно было разыскать Михаила и попытаться что-либо исправить. Откуда же Хамзе было знать, что исправить уже ничего нельзя. И теперь Китайгородцев не хотел никого в это дело впутывать.
– Я останусь, – сказал Потемкин. – Рядом с вами страшно, это правда. Но одному еще страшнее.
Не каждый готов пережить страх в одиночестве. Потемкин вот не смог.
* * *
Издалека завидев кресты над куполами, Глеб остановил машину. Нина Петровна, которая сидела рядом, посмотрела вопросительно.
– Сейчас изучим обстановку, – сказал Глеб. – Я в последнее время очень осторожный.
Он невесело улыбнулся, таким образом напоминая, скольким опасностям подвергался в последние месяцы.
Вышел из машины, подошел к «Жигулям», велел охранникам ехать в монастырь, дал четкие инструкции, о чем именно там спрашивать. Он не хотел, чтобы Нина Петровна все это слышала.
* * *
Охранники уехали, прихватив с собой Шварца. Глеб и Нина Петровна остались наедине.
– Мне до сих пор не верится, что Стас хотел убить тебя, – сказала женщина.
– Я тоже был бы рад не верить в это, – поддакнул Глеб.
– Кто бы мог подумать!
– Ну, он всегда был странный, – осторожно напомнил Глеб. – Ты наверняка это помнишь.
– Да, выходки у него были… разные, – не сразу подобрала определение Нина Петровна.
– Не то слово! – уже увереннее сказал Глеб.
У него в запасе было что рассказать.
– Представляешь, он построил под Москвой дом…
– Да, я в курсе.
– В таком, знаешь, стиле… Как будто там живет английский лорд. Дом новехонький, а вид такой, словно ему уже пятьсот лет.
– Немалых денег, наверное, стоит построить так.
Глеб это замечание пропустил мимо ушей, потому что он хотел говорить не о деньгах, а о странностях брата.
