– Виктор Геннадьевич собственной персоной, – сказала женщина.
Мальчишка лежал в своем закутке, посасывая мякиш и глядя на незнакомого дядю задумчивым взглядом. Быть может, в этом полумраке все были для него на одно лицо?
Китайгородцев сделал снимок. Яркая вспышка заставила мальчишку встрепенуться. Он вскочил, неловко заковылял к Китайгородцеву и наткнулся на непреодолимое препятствие из досок.
– Привет! – ласково сказал ему Китайгородцев и улыбнулся.
Мальчишка смотрел настороженно.
– Я знаю, что братьев и сестер у Люды нет, – вспомнил Китайгородцев подробности анкеты Люды Потаповой.
– Одна она у меня, – подтвердила женщина.
– А еще какие-то близкие родственники есть у Люды? Дяди, тети.
– Нету никого. Поумирали.
– Так вы и вот еще сынишка, получается, и есть вся ее семья?
– Семья без копья, – со вздохом произнесла Мария Петровна.
– Ну и еще этот матрос, – скупо улыбнулся Китайгородцев. – Витькин папа. Звать его Гена. А фамилию вы хоть знаете?
– Чью?
– Гены этого.
– На что он мне сдался?
– В общем, да, – не стал перечить Китайгородцев.
Ей Гена не нужен. Он Китайгородцеву нужен – чтобы понимать, через кого из близких родственников Люды на нее можно повлиять. Или у кого можно узнать какие-то подробности, которые помогут понять причину Людиных поступков.
– Где он хоть работает? – спросил Китайгородцев. – Люда вам не говорила?
– Спекулянт он. Или бизнесмен. Черт их разберет.
– Торгует, что ли?
– Не знаю. Ну, наверное. На рынке он.
– На каком?
– В Москве.
– Это я понимаю. Но там рынков много.
– Мне то неведомо, я там не была.
Оно и правда.
В общем, вряд ли им торгаш этот пригодится. Люда с ним не в контакте, судя по всему.
* * *
– С прошлого года Витюня у вас в доме? – предположил Китайгородцев.
– Угу.
– Как родила Людмила, так вам и подбросила. А сама Москву поехала покорять.
– Да-а… Москва… Бьет с носка, – вздохнула женщина.
– Ну сейчас все нормально у Люды, – напомнил Китайгородцев. – Это сначала трудно было. Она мне рассказывала, как готовилась к московской жизни. Подстриглась, перекрасилась и вообще…
– Я не признала, – сказала женщина.
– Тогда? Год назад?
– Ага. Приехала ко мне, а я – мамочки мои родные! Кто это?
– Это перед Москвой она?
– Да, перед Москвой.
– А зачем? – спросил Китайгородцев с доброжелательной улыбкой.
– А это, говорит, для Москвы. Чтобы не Фекла я какая, а вроде настоящая москвичка.
– Может, требования такие были? Хозяева хотели? Или она не к кому-то конкретному ехала на работу?
– Говорила, есть у ней один адресок.
– Знакомые, что ли?
– Мне откуда знать? Не мое дело.
– А не получилось у нее тогда, она рассказывала.
– Ага, вернулась.
– Она здесь где-то работу нашла.
– У господ работала. Тут богатые есть. Сами московские, а тут у них дача.
– Почему Люда к ним пошла?
И снова женщина сказала:
– Не знаю, не мое это дело.
Или осторожничала в разговоре с незнакомцем, или действительно была не в курсе.
* * *
Время было позднее, и Китайгородцев заночевал на проскуровской даче. Сел за компьютер, чтобы просмотреть наконец переписку Pedro со Swiss’дой.
Pedro:
Настоящих уродов четыре. Или три. Но меньше никак.
Swiss’да:
Четвертый, который то ли урод, то ли не очень – он кто? Или это она?
Pedro:
Один мозгляк. Ему всего год.
Swiss’да:
В год уродом быть невозможно. Не успеешь ничего такого сделать, чтобы считаться уродом. Он тебе кто ваще – родственник?
Pedro:
Типа да.
Swiss’да:
Братик небось?
Pedro:
Типа да.
Swiss’да:
Он не виноват, что родился. Это не его выбор. Это выбор взрослых уродов.
Pedro:
Я уже просек. Из-за них все плохо.
Swiss’да:
Тогда я понимаю. Твой отец вас бросил и живет с другой. Угадала?
Pedro:
Ну.
Swiss’да:
Тогда про двух уродов я поняла. А третий кто?
Pedro:
Мать.
Swiss’да:
Она осталась с тобой, она тебя не бросила, поэтому она не может быть главным злом. Главное зло – это тот, кто бросил. Я тоже живу без отца, потому что он урод. Они все уроды – те, кто нас предал.
* * *
Еще Swiss’да написала, что ей не нравится, когда ее переписку с Pedro читают все, кому не лень, и предложила общаться так, чтобы по-прежнему взаимно сохранять инкогнито, но уже без посторонних. Она пообещала оставить послание для Pedro в месте, координаты которого она расписала очень подробно, но так путано, что посторонний человек ни за что не смог бы догадаться, о каком районе мегаполиса идет речь, а Китайгородцев понял, что это та площадка техосмотра, куда они с Петей ездили недавно, – понял только потому, что Петя взял его с собой.
* * *
Утром Китайгородцев поехал в родильный дом. Тот самый, в котором рожала Люда Потапова. У него была слабая надежда на то, что могли сохраниться какие-нибудь сведения об отце ребенка. Мало ли как там ситуация могла развиваться. При поступлении в роддом со слов будущей мамочки какие-то координаты близких обязательно должны записывать – на случай непредвиденных обстоятельств. Может, и о непутевом муже что-то сохранилось. Это уже потом, когда свидетельство о рождении выправляли, Люда могла не упомянуть об отце ребенка. А в роддоме – почему бы и нет? Так Китайгородцев сам себя уговаривал.
К главврачу Китайгородцев не пошел, справедливо рассудив, что, чем ниже служебное положение собеседника, тем легче с ним общаться, и начал он с акушерки, которую встретил в коридоре, а уж она подсказала ему фамилию врача, к которому следовало обратиться.
Это была женщина, не очень пожилая, худенькая, с глазами добрыми, но лицом усталым, какие бывают у людей, обремененных множеством забот.
В Китайгородцеве она мгновенно распознала приехавшего издалека человека, и у нее, наверное, ни малейших сомнений не было в том, что без серьезной на то причины в дальний путь не отправляются, и на лице ее тотчас отразилась готовность гостю всячески помочь, и еще – та робость, которая часто присуща обитателям провинциальных городков в общении с начальством «из центра», а Китайгородцев ей таким начальством, похоже, и увиделся.
