– В прошлом году у вас рожала Потапова Людмила Антоновна, – сказал Китайгородцев. – Мальчик у нее родился. Назвали Виктором.
– Да! – с готовностью подтвердила врач и нервно улыбнулась.
Китайгородцев понял, что эта женщина скажет ему все, что он пожелает. Не придется из нее информацию выдавливать по капле.
– Вы ее помните? – будто бы даже удивился Китайгородцев.
– А как же! Мы всех помним!
Китайгородцев показал ей две фотографии: на одной Люда Потапова была запечатлена в ту пору, когда она еще работала няней в детском саду, а на второй – такая, какой ее знали сейчас в Москве.
– А вот она! – тут же признала свою бывшую подопечную врач и несмело указала на фото «детсадовской» поры.
– А эту девушку вы знаете? – придвинул вторую фотографию Китайгородцев.
Женщина долго всматривалась.
– Нет, – покачала головой. – А кто это?
Значит, в новом обличье Люда Потапова перед врачом не появлялась.
Китайгородцев спрятал фотографии, не ответив на вопрос.
– Вы не помните, кто из родственников к Потаповой приходил? – поинтересовался он.
– Тогда, когда она лежала здесь? – судорожно вздохнула собеседница.
– Да.
– Мать.
– А еще?
– А кто еще? – удивилась женщина.
– Отец ребенка, – подсказал Китайгородцев.
– Сама она. Без мужа.
– Неужто не приходил?
– Нет. Я не помню. Наверное, не приходил.
– И неизвестно, кто он?
– Можно посмотреть, – сказала врач. – В карте Потаповой. Там может быть. Если она давала сведения, конечно.
Вопросительно посмотрела на гостя. Китайгородцев благосклонно кивнул, в глубине души приятно удивляясь тому, как легко ему здесь все удается. Врач тотчас зашуршала бумагами.
– Вот, – сказала она. – Есть сведения. В графе «отец»: Шаров Геннадий Алексеевич.
– Кто?! – не сдержал изумления Китайгородцев.
– Шаров, – упавшим голосом повторила врач, словно на ней была вина большая.
Гена Шаров, год продежуривший на воротах проскуровского имения и недавно участвовавший в вооруженном нападении на жену Проскурова и ее ребенка, был гражданским мужем Люды Потаповой. И никакой он не торгаш, как предполагала мать Потаповой, хотя действительно на рынке обретался год назад. Не торговал он там, а был охранником. А так все совпадает.
* * *
Проскуров был чернее тучи. Он сидел за столом в своем кабинете и выглядел так, как, наверное, выглядит бизнесмен, только что узнавший о том, что он разорен и впереди – ничего обнадеживающего.
– Кто это раскопал – про Шарова? – спросил Проскуров.
– Вот он, – кивнул на присутствовавшего в кабинете Китайгородцева Хамза.
Проскуров посмотрел на Китайгородцева тяжелым взглядом.
– Девка эта где? – спросил Проскуров.
– Она сейчас в больнице, – доложил Хамза. – Под присмотром.
– Есть предложения – как с нею быть?
– Ментам ее надо отдавать, – уверенно сказал Хамза.
Тогда и его Проскуров одарил недобрым взглядом.
– Она связана с Шаровым, против Шарова возбуждено уголовное дело, – пояснил Хамза. – Так что закроют ее надежно, на все время следствия. И разговорят, конечно. Пусть лучше милиция этим занимается, чем мы.
– А мы-то что? – не понял своего счастья Проскуров.
– Если мы ее раскручивать начнем, можем под статью попасть. Самоуправство, незаконное лишение свободы…
– Все равно ее уже закрыли, – напомнил Проскуров. – Пусть даже и в больнице.
– Пока что все законно, – сообщил Хамза. – Женщина почувствовала недомогание, вызвали «Скорую», было принято решение о госпитализации, сейчас она под присмотром врачей, и ей уже лучше… Но долго так продолжаться не может.
И получалось, что сдать ее милиции придется. По выражению лица Проскурова можно было понять, что лично он поступил бы иначе. Возможно, что «закатать в асфальт» – это не такая уж неправдоподобная страшилка из баек про злобных отморозков, вдруг подумал Китайгородцев. И счастье Люды Потаповой заключается в том, что раньше Проскурова о странных превратностях ее судьбы узнали Хамза и Китайгородцев, и это дополнительная гарантия того, что она не исчезнет бесследно.
– Хорошо, – неохотно согласился с планом Хамзы Проскуров. – Но я хочу ее увидеть – прежде чем ее заберут.
Тут Хамза замялся.
– Разве есть проблемы с этим? – приподнял бровь Проскуров.
– Да вроде нет, – пробормотал Хамза. – Какие могут быть проблемы?
Под присмотром охранников из «Барбакана» Потапову перевезли из больницы в дом Проскурова. Точнее, не в сам проскуровский дом, а в одноэтажное здание в глубине участка, где жила прислуга. Дневное время, во всем здании не было никого.
В комнату, где находилась Потапова, в сопровождении Хамзы и Китайгородцева пришел Проскуров. Потапова смотрела на них затравленным зверьком.
– Мне сказали, что ты давно ко мне устроиться хотела, – сообщил Проскуров. – Зачем ты так сюда рвалась?
Было видно, как метнулся беспомощный взгляд Потаповой.
– У тебя ведь есть ребенок, – сказал Проскуров.
Прозвучало, как угроза. Потапова заметно испугалась. Но Проскуров имел в виду другое.
– А у ребенка есть отец, – продолжил он.
Потапова пребывала в напряжении.
– Кто он? – спросил Проскуров.
Молчание в ответ.
– Я тебе могу фамилию назвать, – решил помочь собеседнице Проскуров. – Шаров Геннадий – тебе такой известен?
Потапова снова не ответила, но взгляд ее выдал. Так растерялась от неожиданности, что уже и не было необходимости ей отвечать. Чтобы она не тратила времени на бессмысленное вранье, Хамза попросил Китайгородцева продемонстрировать Потаповой, что такого интересного тому удалось накопать в Муроме. Китайгородцев развернул к женщине экран ноутбука, на который вывел сделанную цифровым фотоаппаратом фотографию из карты роженицы Потаповой Людмилы Антоновны.
– Это документы из роддома, – пояснил Хамза. – Вот, видишь, здесь написано, что отец твоего ребенка – Шаров.
Проскурову все было ясно. Он убедился, что ошибки нет. И не сумел сдержаться, дал волю ярости. Вцепился в блузку Потаповой, притянул к себе и процедил, некрасиво брызгая слюной:
– Если с головы Алеши хоть один волос упадет – тебе не жить!
Он был страшен. И Хамза, опасаясь худшего, попытался высвободить Потапову из проскуровского захвата. Женская блузка затрещала по швам. Потапова упала на стул, закрыла лицо руками и разрыдалась.
