Безнадега, подумал Хмель. Одна сплошная безнадега. Непонятно, что ему делать дальше. Полный мрак. Я не хочу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Где он эту фразу прочитал? В «Унесенных ветром»? Хорошая фраза. Правильная. И тетка эта молодец, которая в книжке. Она никогда не сдавалась. Что бы там с нею ни случалось. Вообще-то она не сдавалась не только потому, что такая уж смелая была. Иногда ей было просто некуда деваться. Сдался – погиб. А умирать не хочется. Совсем как у Хмеля, один к одному сложились обстоятельства.
Хмель уже успел задремать, когда под мостом вдруг кто-то появился. Услышав шаги, Хмель встрепенулся. Трое мужичков уже успели подойти вплотную. Разглядывали Хмеля недобро и оценивающе. Судя по виду и по запаху – бомжи.
– Выпить есть чего? – спросил один.
– Нет, – ответил Хмель.
– Все выпил, что ли?
– Я не пил.
– Тут наше место, – сказал другой бомж. – И коробки тоже наши.
Хмель промолчал, но он готов был уйти отсюда.
– Недавно приехал? – спросил один из бомжей.
Они никак не могли взять в толк, что за птица перед ними.
– Ага, – соврал на всякий случай Хмель.
– Откуда?
– Из Екатеринбурга, – Хмель для достоверности добавил правды.
– Обокрали тебя, что ли? – продолжали прощупывать его мужички.
– Да.
– В поезде?
– Да.
– А деньги какие-нибудь остались? Дай рублей десять, ты же наше место занимал.
– Нет денег, – поспешил отбояриться Хмель, и этой поспешностью он себя выдал.
Они одновременно бросились на него, прижали к земле, били и успевали обшаривать карманы. Один из них, найдя пятисотрублевку, отшатнулся от Хмеля, тогда и двое остальных отступились. Хмель вскочил и побежал. За ним не гнались.
Через четверть часа он вышел к платформе, где днем останавливались электрички. Здесь при свете фонарей он обнаружил, что его рубашка сильно пострадала: перепачкана в грязи, карман оторван, отсутствуют несколько пуговиц. Рубашку он снял и выбросил в урну, оставшись в одной футболке. Хуже дело обстояло с его разбитым лицом. Лицо не выбросишь. В найденной на платформе пластиковой бутылке оставалось немного воды. Хмель этой водой умылся – это все, что ему было сейчас доступно.
Часы на платформе показывали третий час ночи. Хмель вышел в город. Москва спала. Редкие машины притормаживали рядом с Хмелем, но ему некуда и не на что было ехать. Машины уезжали, презрительно обдав его дымком.
Хмель шел, старательно изображая припозднившегося горожанина. Метро уже закрылось, денег на такси нет, но есть цель впереди, есть дом, куда он спешит, и ему якобы осталось пройти совсем немного.
Он отмахал приличное расстояние. По пустынным улицам. Мимо подмигивающих желтым глазом светофоров. Вдоль ярко освещенных витрин.
Очередную витрину Хмель проскочил, как и десятки прочих, но потом запоздало осознал, что зацепился за что-то взглядом. Вернулся к витрине. Охота и рыбалка. Все для активного отдыха. В витрине стоял манекен в камуфляже и сжимал в руках бутафорское ружье. Хмель впился в него взглядом.
«Ты, возможно, Грибника знаешь…»
Это ему сказал покойный нынче Шурик.
«Может, не очень близко…»
«Из твоего окружения человек…»
Ай да Шурик! Ай да сукин сын! Ведь хорошая подсказка!
Этот Грибник молод. У него короткая стрижка. У него водятся деньжата. Его забава: поохотиться с ружьишком. И у него есть джип.
Суворкин.
* * *
Бывший шеф Хмеля Суворкин приехал к офису на своем «Лендровере» стоимостью в сто тысяч баксов в половине девятого утра. Заглушил двигатель, но выйти из машины не успел. Вдруг распахнулась дверь, и на соседнее сиденье плюхнулся Хмель.
– Вперед поехал! – скомандовал Хмель. – Быстро!
И стрельнул настороженным взглядом окрест.
Суворкин даже не шелохнулся.
– Тебя уже допрашивали? – спросил Хмель.
Вот тут Суворкин дернулся.
– Это только начало, – посулил безжалостно Хмель. – Ты же всего не знаешь. А я знаю.
Зацепило Суворкина, Хмель это видел.
– Поехали, поговорим, – сказал Хмель.
– Где?
– Где угодно, только не здесь.
– Почему?
– Потому что здесь я работал.
– Ну и что? – все еще не понимал Суворкин.
– Там, где я раньше был, мне теперь появляться нельзя. Убьют.
Суворкин запустил двигатель.
– Уезжай! – торопил его Хмель. – Мы и так торчим тут слишком долго!
«Лендровер» отчалил от офиса.
– Куда-нибудь, где не так много машин! – сказал Хмель. – Где нет пробок! Пробка – это ловушка!
– Может, к реке? – предложил Суворкин.
Точно! Нескучный сад. Набережная. Там в этот ранний час нет машин и нет людей.
Приехали к реке. В свинцового цвета воде отражалось свинцовое же небо. Первые крупные капли летнего дождя ударили по крыше машины.
– Ксюху убили, – сказал Хмель.
– Я знаю.
– Она была у меня.
– Знаю.
– Ночью мы пошли за пивом. На ней была моя куртка. Ксюху убили вместо меня. По ошибке.
Суворкин молчал. Этих подробностей он не знал.
– Менты при мне сказали, что это мог быть ты, – продолжал Хмель. – Не напрямую сказали, а так – намекали.
Суворкин изменился в лице.
– Я не верю в то, что это ты, – сказал Хмель. – Кишка тонка. Ты не потянешь.
Суворкин даже не обиделся. Ему сейчас любое алиби годилось. Наверное, здорово его напугали на допросе.
– Этот мужик, который убил, – сказал Хмель, – он настоящий зверь. Менты устроили засаду, хотели его взять, я был приманкой. Так он пришел, убил мента, который меня охранял, и исчез. Ты такое не потянешь, – снова повторил Хмель.
Дождь пошел сильный. И редких прохожих с набережной тотчас будто ветром сдуло.
– Ты не любишь меня, я не люблю тебя – это все понятно, – сказал Хмель. – Но сейчас не до обид. Меня хотят убить, тебя – посадить, такая получается ботва. Нам надо как-то выкарабкиваться. Ты будешь смеяться, но я рассчитываю, что ты мне поможешь.
– Чем?
– Ты можешь его знать.
– Кого?
– Того, кто убивал.
Суворкин посмотрел подозрительно.
– Чушь! – сказал он. – Что за бред! Ты зачем ко мне пришел? Это шантаж?
