— А он что?
— Смотрит на меня, и тут с другой стороны машины открывается дверца, а там баба. Высунулась этак, почти что вылезла и тоже глядит назад. Оба смотрят на меня, а я говорю: «Э! Э! Мой приятель зашибся!»
— А в это время ты от них далеко был?
— Да не очень. Футах в пятнадцати, ну, может, в двадцати.
— Ты их ясно видел?
— Ну, прямо на меня смотрели.
— Что они делали?
— Эта баба — она так на меня смотрела! С таким видом испуганным. А потом говорит: «Шууман, поберегись!» Это она мужику своему.
— «Шууман, поберегись»? Она сказала: «Шууман»? — Крамер искоса бросил взгляд на Мартина. Мартин широко открыл глаза и надул под верхнюю губу воздуха. Голова Гольдберга была опущена, он что-то записывал.
— Ну, мне так послышалось.
— Шууман или Шерман?
— На слух вроде как Шууман.
— О'кей, что потом было?
— Та женщина — она снова запрыгнула в машину. А мужчина — он стоял позади машины, смотрел на меня. Потом женщина говорит: «Шууман, давай в машину!» Только теперь она сидела на месте водителя. А мужчина подбежал с другой стороны, где прежде она сидела, запрыгнул в машину и захлопнул дверцу.
— Значит, они теперь поменялись местами. А ты что делал? Ты был на каком от них расстоянии?
— Близко. Почти как сейчас мы с вами.
— Ты был рассержен? Кричал на них?
— Я сказал только: «Мой приятель зашибся».
— Кулаком им грозил? Или еще как-нибудь?
— Все, что я хотел, это чтобы Генри чем-нибудь помогли. Я вовсе не злой был. Я испугался — ну, насчет Генри.
— О'кей, что дальше?
— Я обежал машину, зашел спереди.
— С какой стороны?
— С какой стороны? С правой, где мужик был. Я смотрел на них прямо через лобовое стекло. Говорю им: «Э! Мой приятель зашибся!» Стою перед машиной, гляжу, а Генри уже прямо за машиной. Подошел, значит, как бы в дурмане, и руку вот так вот держит. — Роланд взял себя правой рукой за левое предплечье и поболтал кистью левой руки, как будто она у него не действует. — То есть выходит, тот мужик — он всю дорогу видел, как Генри подходит и руку вот так вот держит. Быть не может, чтобы он не знал, что Генри покалечился. Я гляжу на Генри, а тут вдруг та баба берет мотор врубает и со свистом прочь, аж резину по асфальту размазала. Она так быстро оттуда рванула, что у того мужика голова назад дернулась. Я видел. Он глядит на меня, и вдруг у него голова — раз! — назад, и они уносятся как на ракете. Прямо вот на столечко от меня. — Сведя вместе большой и указательный пальцы, он показал насколько. — Чуть не уделали меня почище Генри.
— Ты запомнил номер машины?
— Не-а. Генри запомнил. Или там часть какую-то.
— Он тебе его сказал?
— Не-а. По-моему, он матери сказал. По телевизору про это было.
— А что это была за машина?
— «Мерседес».
— Какого цвета?
— Черного.
— А какой модели?
— Не знаю, какой модели.
— Сколько дверей?
— Две. Такая, знаете, низкая, приплюснутая. Спортивная вроде как.
Крамер опять поглядел на Мартина. И снова тот, расширив глаза, изобразил на лице «Вот оно!»
— Ты бы узнал того мужчину, если бы увидел еще раз?
— Узнал бы. — Это Роланд произнес тоном горестной убежденности, которая явственно отдавала правдой.
— А как насчет женщины?
— Ее тоже. Нас разделяло-то ведь только стекло.
— Как женщина выглядела? Какого возраста?
— Не знаю. Белая. Не знаю, какого возраста.
— Ну, старая, молодая? К чему ближе — двадцать пять, тридцать пять, сорок пять, пятьдесят пять?
— Двадцать пять скорее.
— Светлые волосы, темные, рыжие?
— Темные.
— Во что она была одета?
— В платье, наверное. Она была вся в синем. Я запомнил, потому что это был яркий такой, настоящий синий цвет, а платье вот с такущими плечами. Это я запомнил.
— А мужчина как выглядел?
— Высокий. На нем был костюм с галстуком.
— Костюм какого цвета?
— Не знаю. Темный костюм. Это все, что мне запомнилось.
— А он какого возраста? Моего примерно или старше? Или моложе?
— Немного постарше.
— И ты бы узнал его, если бы снова увидел?
— Узнал бы.
— Так, Роланд, я тебе сейчас покажу кое-какие фотографии, а ты мне скажешь, если кто-нибудь на них будет тебе знаком. О'кей?
— Угу.
Крамер подошел к своему столу, за которым сидел Хейден, и со словами «Простите, одну секундочку» выдвинул ящик. Склоняясь над ним, он на мгновение посмотрел на Хейдена и слегка кивнул, как бы говоря; «Срабатывает». Из ящика он вынул пачку фотографий, которые подобрал для Вейсса Милт Лубелл. Разложил их по столу Джимми Коуфи.
— Кого-нибудь из этих людей узнаешь?
Роланд обежал глазами фотографии, и его указательный палец потянулся прямо к Шерману Мак-Кою, одетому в смокинг и ухмыляющемуся.
— Это он.
— Откуда ты взял, что это тот самый мужик?
— Это он. Я узнал его. Его подбородок. У того мужика был здоровый такой подбородок.
Крамер поглядел на Мартина, потом на Гольдберга. Гольдберг чуть заметно улыбался.
— А женщина на фотографии — та, что рядом с ним, — это та, которая была в машине?
— Не-а. Та была моложе, волосы у ней темнее, и еще она, ну, что ли, такая клевая, более шлюшистая, что ли.
— Клевая?
Губы Роланда вновь тронула улыбка, но он согнал ее.
— Ну, понимаете, этакая, что называется, штучка с ручкой.
Крамер позволил себе улыбнуться и хмыкнуть. Это дало ему возможность чуть приспустить пары восторга, который начинал уже распирать его.
— Штучка с ручкой, говоришь? О'кей, штучка с ручкой. Ладно. Стало быть, они покинули место происшествия. Что ты потом делал?
— А что я особо мог делать? Генри стоит вот так вот — руку свою держит. Запястье прямо на сторону вывернуто. Ну, я и говорю: «Генри, надо бы тебе в больницу», а он говорит, что не хочет он в больницу, он домой хочет. Ну, мы и пошли обратно по Брукнеровскому бульвару в свой квартал.
— Погоди-ка, — перебил его Крамер. — Кто-нибудь видел, как все это произошло? Люди на тротуаре были?
— Не знаю.
