Леону Квоту пятьдесят два года. С виду это типичный делец, заправляющий комбинацией адвокатской конторы, агентства недвижимости и страхового пункта на втором этаже двухэтажного домика где-то на Квинз-бульвар. Но видимость обманчива. Леон Квот украшен бачками. Существенными бакенбардами. Не какими-то еле заметными черточками возле уха, не зализанными вперед скаутскими конструкциями, как у нынешних свингеров, а настоящими котлетами, как-то незаметно превратившимися в символ Движения.
— Мы все благодарны миссис Бернстайн… — начал Леон Квот, расплывшись в улыбке. Вот только вторую половину фамилии он произнес как «стейн».
— Стайн! — громко бухнуло с другой стороны зала. Ленни. Леон Квот и «Черные пантеры» еще услышат о Ленни. Его черед еще придет. Всю жизнь Ленни настаивал на этом варианте произношения: «стайн» вместо «стейн», как бы подчеркивая, что он не из тех евреев образца двадцать первого года, которые маскируют свои корни корявой английской модификацией. Некоторым из присутствующих вспомнился курьезный случай с Ларри Риверсом. Говорят, что однажды кто-то его спросил: «Слушай, утверждают, что якобы ты и Бернстейн поссорились?» На это Ларри Риверс отрезал: «Стайн!»
— Мы благодарим ее, — продолжил Квот, отвесив поклон в адрес хозяйки и избегая дальнейших упражнений с трудной фамилией, — за прекрасный прием…
Затем он одарил своей ослепительной улыбкой аудиторию.
— Полагаю, все мы, здесь присутствующие — всего лишь шумное сборище праздных снобов, скучающих эстетов и заевшихся интеллигентов. Я цитирую слова вице-президента США Эгнью, который, к сожалению, лишен возможности участвовать в нашем сборище. Он отправился в вояж за океан разъяснять австралийцам доктрину Никсона. Ох уж этот мне комплекс вице-президентов. Бедняги вечно на втором плане, потому и стараются обратить на себя внимание. Генерал Ки, например, или Губерт Хэмфри…
Квот следит за публикой, но ожидаемых улыбок не замечает. Но его и не перебивают, не болтают. Молча слушают. И то ладно. Присутствующие собрались ради «Пантер» и Радикального Шика, а не слушать подкалывания в адрес Эгнью со стороны второразрядного адвоката. Но Квот уже увяз, сразу ему не выбраться, и он продолжает швырять в Хэмфри комками грязи из болота, в котором застрял.
— Как бы я ни уважал Лестера Мэддокса, но, увидев, как Хэмфри обнимает его за плечи…
Наконец он выбирается на ровную дорогу и увеличивает скорость. Квот живо описывает страдания двадцати одного арестованного «пантеровца». В тюрьме они со второго февраля шестьдесят девятого года, обвинение смешное. Надо же, взорвать ботанический сад! Залог требуют совершенно невообразимый — по сто тысяч долларов за каждого, что равносильно отказу. Заключенных держат порознь и постоянно переводят из тюрьмы в тюрьму. Не допускают к ним адвокатов, затрудняя тем самым подготовку защиты. Подвергают бесчеловечному обращению. Например, эпилептика Ли Берри схватили прямо на больничной койке и бросили в одиночную камеру с постоянно горящей над ним лампой. А пока что оставшиеся на свободе члены организации, такие как Фред Хэмптон, подвергаются постоянным преследованиям и придиркам со стороны полиции.
— Один из не арестованных пока вождей движения «Черных пантер», фельдмаршал партии Дон Кокс, сейчас здесь, с нами, — улыбается Квот.
— Все путем, — отвечает Леону Квоту неожиданно мягкий голос. И из-за рояля возникает высокий негр… Негр из-за фортепьяно!..
Как сломать громоотвод (отрывок)
С тех пор как родилась тема бедности, белые время от времени замечают людей, которых раньше вроде бы и на свете-то не было. Индейцев, например, или самоанцев. Ну, самоанцев-то не замечали не так уж долго. Самоанцы — активные персонажи сцены бедности. Они — древний ужас сцены бедности. Даже полтора ужаса.
Непонятно, почему большинство обитателей Сан-Франциско ничего не слышало о самоанцах. Если вы бросите хотя бы беглый взгляд на этакого добра молодца, прогуливающегося по миссии, то не скоро его забудете. Видели когда-нибудь футболистов вблизи? На улице, например, или в кафе. Бросается в глаза не то, что они большие, а то, что они такие большие, до ужаса. В них все преувеличенное, даже головы. Как арбуз голова. Но глаза маленькие. И рот невелик. А шеи вообще нет. От ушей вниз они как будто сварная конструкция какая-то, газовый котел, что ли. Кажется, что футболисты — это специально выведенная порода людей. Так вот, самоанцы еще больше. По сравнению с середнячком-самоанцем Буба Смит из «Кольтов» просто шмакодявка. Самоанцы начинаются от 300 фунтов и расширяются, расширяются. Просто невероятные здоровяки. Большие и гладкие. Лица вширь. А цвета темно-коричневого.
Как-то в миссии прослышали, что из программы помощи бедноте собираются выкинуть летние сезонные работы и народ останется на бобах. И вот набралась делегация, чтобы взять за глотку контору по бедности и качать права, пока поезд не ушел и бюрократы не приняли решения. Собрались черные, чиканос
[162]
, филиппинос и с десяток самоанцев.
На первом этаже этой самой конторы — большущий зал, совсем пустой, только стулья деревянные. Вроде профсоюзного, но без плевательниц. Или еще похож на комнату, где новые граждане присягу приносят. Как будто эти, в конторе, хотят сказать: вот, мы столов с кожею не заводим, все денежки вам, дорогие нуждающиеся.
Ну в общем, пришли наши ребята, требуют главного. Ну, главного, говорят им, нету, уехал по делам бедноты. А полуглавный сейчас выйдет, подождите чуток.
Вышел к ним парень ирландского обличья, на Макмагона похож из телевизора, только нос подлиннее будет. Вообще, с точки зрения нормального человека, носы у белых, скажу я вам… ужас, просто ужас. Длинные, острые, как морковки, кривые, как стручковый перец, висячие, как огурцы, крюками, как не знаю что… У этого крюк чуть сам в себя не втыкался, да маленько не доставал.
— Прошу садиться, джентльмены, — и в стулья рукой тычет.
Мог бы и рта не разевать. Глянешь на него — и все сразу ясно. Протиратель штанов, пожизненный сиделец конторский. Ботиночки цвета топленого молока и рубашка с короткими рукавами и отложным воротничком. Такое чувство, будто всем конторским этим униформу выдают: все в одном и том же щеголяют. А ботиночки эти я знаю: дешевка… Стоит только пальцами шевельнуть, как шов лопается и верх моментально отскакивает от подошвы. Рубашка из немнущейся ткани, куплена на осенней распродаже. Два кармана-нагрудника, а в них — чего только не натыкано! Карандаши, ручки-шарики, фломастеры, маркеры… Обвесился с обеих сторон, словно пулеметными лентами.
Так вот, этот полуглавный подтащил к себе стул и тоже уселся. Только не как все люди, а задом наперед, верхом, и мордой уперся в руки, а локти на спинку. По-свойски, стало быть. Без церемоний, ребята!
— К сожалению, мистера Джонсона сегодня нет в офисе. Он в Вашингтоне, занят согласованием важных деталей наших проектов. Он, конечно, обязательно встретился бы с вами, но присутствие его в Вашингтоне совершенно необходимо.
