— А как насчет Микки Руни?
(Пронзительный вскрик.)
— «Любовь приходит к Энди Харди»
[65]
.
А Синатра?
— Без комментариев. — Она уставилась в свой фужер.
Я медленно считаю про себя до десяти, пока Ава потягивает свой коктейль.
— Миа Фарроу?..
[66]
В глазах Авы вспыхнули тускло-зеленые огоньки. Ответ звучит так, словно несколько кошек одновременно шлепнули лапами по блюдцам со сметаной:
— Ха! Всегда знала, что Фрэнк закончит в постели с девчонкой.
Как музыкальный автомат в баре меняет пластинку, так и она спешит переменить тему:
— Я всего лишь хочу делать то, что не приносит мне страданий. Мои друзья для меня важнее всего на свете. Я знакома с разными людьми — бродягами, навязчивыми поклонниками, интеллектуалами, есть несколько жуликов. А завтра собираюсь встретиться с однокурсником по колледжу, и мы будем играть в мяч. Писатели. Я люблю писателей. Генри Миллер посылает мне книги для моего развития. Черт, ты читал его роман «Плексус»? Я не смогла одолеть. Я не интеллектуалка, хотя, когда вышла замуж за Арти Шоу, ходила на курсы в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и узнала там азы психологии и литературы. У меня совсем не пусто в голове, но ни в одной долбаной роли в этом долбаном «Метро» у меня не было и шанса показать, что я что-то соображаю. Только море чувств. Боже, двадцать пять лет там потеряла. Моя сестра Ди-Ди не понимает, почему я после всего этого не могу видеть камеры. Но я никогда туда особо не рвалась и не слишком уважаю актеров. Может, если бы я немного поучилась, все было бы по-другому. А так мне нечем гордиться. Кроме всех этих фильмов, что я такого сделала?
— «Могамбо», «Рекламисты»…
— Черт возьми, беби, если после двадцати пяти лет работы тебе не стыдно вспомнить только о «Могамбо» и «Рекламистах», дальше ехать некуда. Назови мне хоть одну актрису, которая бы не тронулась рассудком в этом дурдоме МГМ. Может, Лана Тернер
[67]
. Конечно, Лиз Тейлор. Но все они ненавидят съемки так же, как и я. Все, кроме Элизабет. Она часто приходит ко мне на съемки и говорит: «Если бы я только знала, как сделать все лучше…» — но, слава Богу, она это знает. Ни разу не видела «Вирджинию Вульф»
[68]
— черт, никогда не хожу в кино, — но слышала, что фильм хороший. Я никогда особо о себе не заботилась. Не накручивала себя перед съемками и вообще ненавижу весь этот эксгибиционизм. И, черт их всех побери, кто-нибудь хоть раз помог мне чему-нибудь научиться? Я, правда, очень старалась в «Плавучем театре», но получилась обычная эмгээмовская поделка. И сейчас они ко мне пристают с тем же самым. Если я хочу петь какие-то песни — черт, у меня все еще сохранился акцент южанки, — и, по-моему, голос Джулии должен звучать немножко по-негритянски, потому что предполагается, что в ее жилах течет немного негритянской крови… Боже, эти песни вроде «Билла» звучат совсем не как в опере. Ну и что они мне говорят? «Ава, беби, ты не умеешь петь, ты берешь не те ноты, ты вступаешь в противоречие с главными героями фильма, так что не обманывай саму себя». Главные герои! Говард Кил? И Кэтрин Грейсон с ее самыми большими сиськами в Голливуде? То есть мне нравится Грейсон, она такая милашка, но с ее формами даже не нужна особая подсветка для эффекта объемности. Лена Хорн сказала, чтобы я пошла к Филу Муру, который был ее пианистом и учил петь Дороти Дандридж, и он дал мне несколько уроков. Я чертовски хорошо пропела эти песни, а они сказали: «Ава, у тебя все в порядке с головой?» А потом они позвали Эйлин Уилсон, эту девчонку, которая все время поет за меня на экране, и она записала всю звуковую дорожку с фоновым аккомпанементом, который они взяли из моей записи. Они заменили мой голос на ее, и теперь в фильме, как только мой южный говорок стихает, начинает звучать ее сопрано — чудовищная смесь. Они потратили бог знает сколько тысяч долларов, и получилась такая чушь. Я все еще получаю гонорары за эти чертовы записи, которые тогда делала.
Раздается звонок, и вбегает человечек по имени Ларри. У Ларри седые волосы, седые брови, и он постоянно улыбается. Ларри работает в нью-йоркском фотомагазине.
— Ларри женат на моей сестре Би. Если ты думаешь, что я чего-то стою, то тебе надо посмотреть на Би. В восемнадцать лет я приехала к ним в Нью-Йорк, Ларри меня сфотографировал, и после этого началась вся эта история. Настоящий сукин сын, но я его люблю.
— Ава, ты мне так понравилась в «Библии». Выглядишь потрясающе, дорогая.
— Чушь! — Ава налила себе еще коньячку. — Даже слова этого, «Библия», слышать больше не хочу. Я в это не верю и сомневаюсь, что Сара, которую я сыграла, поверила хоть на минуту. Как это можно быть сто лет замужем за Авраамом — самым гнусным ублюдком на земле?
— О, дорогуша, она была прелестная женщина, эта Сара.
— Настоящая дура!
— О, дорогая, не надо так говорить. Господь все слышит. Ты что, не веришь в Бога? — Ларри уселся рядом с нами на полу и так вцепился зубами в хот-дог, что горчица брызнула ему на галстук.
— Нет, черт возьми. — В глазах Авы вспыхнули искорки.
— Я молюсь ему каждый вечер, дорогая. Иногда он мне отвечает.
— А мне никогда не отвечает, беби. И когда он мне нужен, его никогда не бывает рядом. Он ничего не делает, только пакостит мне всю жизнь, с самого рождения. Не говори мне о Боге! И так все знаю об этом мошеннике!
Снова слышится звонок. На этот раз вошедший имеет вид типичного шпиона: в сером плаще, с семнадцатью фунтами волос и выглядит так, будто его всю жизнь кормили искусственными овощами. Говорит, что он студент юрфака Нью-Йоркского городского университета. Еще говорит, что ему двадцать шесть лет.
— Что? — Ава сняла очки, чтобы посмотреть на него вблизи. — Твой отец сказал, что тебе двадцать семь. Кто-то из вас врет! — Глаза Авы сужаются; а ладони покрываются потом. — Надо нам подышать свежим воздухом. — Ава идет в спальню и возвращатеся одетая в морской бушлат и с шарфом от Вулворта на голове. Снова студенточка Вассара.
