Они шли по дорожке почти параллельно стене Пентагона, как он узнал позже, со входом у реки, и слева он увидел воду и подумал, что это Потомак, хотя на самом деле это был связанный с Потомаком водоем под названием Пограничный канал, в котором на якоре стояли прогулочные катера.
Полицейский уже сжимал руку Мейлера не так сильно, как сначала. Возможно, сказалось внимание репортеров, но выражение липа полицейского изменилось. Гнев и смятение куда-то делись, и теперь это было интеллигентное лицо типичного американца, возьмем на себя смелость сказать — столь же милое и приятное, как лицо мистера Франа Таркентона, разыгрывающего команды «Титаны Нью-Йорка». Мейлер и полицейский словно спускались с горных вершин, где им приходилось дышать разреженным воздухом. Примерно в этот момент человек в штатском остановил Лейтермана.
— Вам нельзя дальше с нами, — сказал он.
Лейтерману оставалось только вздохнуть и улыбнуться, а Мейлер снова почувствовал в глубине души одиночество. Они прошли по эстакаде над автострадой и оказались на асфальтовой площадке перед Пентагоном. Теперь Мейлер смотрел на мир как через задымленные стекла, словно человек под воздействием сильных лекарств — все ему виделось с худших сторон, и он утратил способность испытывать симпатию, влечение или любовь даже к самым дорогим его сердцу людям. Они зашли на асфальтированную площадку перед входом, здесь даже воздух казался серым, а солдаты и полицейские разглядывали его как букашку, с такой профессиональной холодностью Мейлер не сталкивался вот уже двадцать три года, с тех пор как прибыл на остров Лейте на Филиппинах — тогда ветераны и кавалеристы из Техаса, проторчавшие там тридцать месяцев и больше, смотрели сквозь него. У здешних солдат были такие же взгляды. Далее на лицах пассажиров нью-йоркского метро встретишь больше отклика. Словно сам воздух у этой нависающей над ними стены Пентагона был пропитан одурманивающим новокаином. Везде царила тяжелая, гнетущая атмосфера.
Николас Томалин
Генерал идет в атаку на Чарли Конга
[127]
[128]
Редакторов газет просто хлебом не корми, только дай покритиковать новую журналистику. Якобы она не годится для повседневной репортерской работы — не то потому, что имеет дело с незначительными событиями, «мелочовкой», не то ей спутывают все карты сжатые сроки подготовки материала. В 1966 году Николас Томалин был одним из лучших английских репортеров-исследователей, пользовался репутацией поставщика «горячих политических новостей» и использовал при этом приемы новой журналистики. Он сопровождал в боевой миссии генерала и за один день подготовил об этой поездке очерк. Английские читатели были потрясены, они как наяву почувствовали атмосферу войны, которая привела их в ужас и по-своему очаровала. Томалин работал в еженедельнике «Санди таймс», с которым и должен разделить свои лавры, потому что репортеры ежедневных газет, как бы ни старались, достичь такого эффекта, по моему убеждению, не способны. Нечто похожее нередко создавал Джимми Бреслин. Но не каждый газетчик обладает талантом и отвагой Томалина или Бреслина. А что хуже всего, некоторые редакторы о такой манере письма и слышать не хотят.
Т.В.
В среду, после легкого ужина, генерал Джеймс Ф. Холлингворт из знаменитой 1-й пехотной дивизии
[129]
отправился в полет на персональном вертолете и уничтожил больше вьетнамцев, чем все войска, находившиеся под его командованием.
История генеральского подвига начинается в штабе дивизии, в Ки-На, в двадцати милях к северу от Сайгона, где, как рассказал мне один полковник медицинской службы, на каждого раненого вьетконговца приходится четверо гражданских — что никуда не годится для такой войны.
Генерал важно вошел и прикрепил две медали за выдающиеся заслуги к груди одного из врачей — помощников полковника. Затем он так же важно вышел, сел в вертолет и развернул непромокаемую карту, чтобы показать, куда он этим днем собирается лететь.
У генерала было настоящее крупное американское лицо, как у многих киношных генералов. Техасец, сорок восемь лет. Его нынешнее звание — бригадный генерал, заместитель командира дивизии — 1-й пехотной дивизии сухопутных сил Соединенных Штатов Америки (об этом говорил большой красный рисунок на его нарукавной нашивке).
— Сегодня перед нами стоит задача, — сказал генерал, — вышибить этих проклятых вьетконговцев с дорог номер тринадцать и шестнадцать. Вы видите, что дороги тринадцать и шестнадцать проходят к северу от Сайгона и ведут к городу Фуок Вин, где занимает позиции наша артиллерия. И прежде всего нам надо разобраться с этими дорогами, очистить их от узкоглазых, чтобы мы могли доставлять нашим войскам боеприпасы. Мы уже отбросили их сюда и дальше, а теперь они хотят вернуться обратно. Грозятся перерезать эти дороги. Поэтому сегодня мы зададим им жару, и еще раз зададим жару, и выкинем их туда, откуда они пришли. Так-то, сэр. Вперед.
Генеральским вертолетом УХ-18 управляли два пилота, вооружение составляли два пулемета шестидесятого калибра, и еще там был его адъютант Денис Гиллман — щекастый младший офицер из Калифорнии. У генерала был собственный карабин М-16 (закрепленный в подвеске), еще имелись две дюжины дымовых бомб и пара противопехотных бомб — каждая размером с небольшую урну для мусора. Рядом с генералом стояла рация, и он слышал, как командир батальона в летящем под ним вертолете отдает приказания командирам рот, находившимся в вертолетах, которые летели еще ниже.
Под этим сложным строем вертолетов лежала земля с вполне мирными пейзажами, а вдоль дорог тринадцать и шестнадцать стояли деревни и на рисовых полях работали крестьяне с мотыгами.
Дела шли хорошо. Роты десантников «Альфа», «Браво» и «Чарли» атаковали предполагаемый штаб Вьетконга и нашли несколько туннелей, но не обнаружили там людей.
Генерал сидел у открытой дверцы вертолета, раздвинув колени, его начищенные черные ботинки болтались в воздухе, он перекидывал из одного угла рта в другой сигарету с фильтром и думал.
— Высади меня в штабе батальона, — приказал он пилоту.
