ОНИ
тем временем стягивают кольцо, чтобы захлопнуть тебя на пять, восемь, двадцать лет, сбить с позиций и лишить веры. Ты верил, что человек должен покинуть центр и двинуться к своим внешним границам, что преступник даже в большей мере, чем художник, испытывает пределы жизненных возможностей…
…кино :::: полностью погрузись в текущий момент и сосредоточь все внимание, достигни слитности, синхронности, цельности — и джунгли подчинятся твоей воле в целом и в мелких частностях…
А СО СЛЕДУЮЩЕГО КОСЯКА И ВСЯ МЕКСИКА
Вытаскивает из кармана, щелкает зажигалкой. Может, задвинуть травку на время… М-м-мда.
И ВЕРЬ ВСЕЙ ЭТОЙ ФИГНЕ НАСЧЕТ «ПРИНИМАЯ — ИЗМЕНЯЕШЬ». ПОВЕРЬ! И ТЫ ПОКОЙНИК. МЕРТВЯК ХОДЯЧИЙ С ЭТИХ ПОР, ЗАТУХАЮЩИЙ ДО НЕСЛЫШИМОСТИ, КАК ГОЛОСА ПРОШЛОГО В СОБОРЕ.
Смотрите, смотрите! Он замер, кровь не грохочет более в ушах, он сосредоточился, сфокусировал внимание… мир течет, течет, течет, перетекает в момент текущий, и никаких прошедших страхов, ни ожидания грядущих, одно только ЩЯС, один только текущий, равномерно летящий, скользящий МИГ, кино, вибрирующие параллельные, и все вовлечено в этот поток, комары и блохи, вши и крабы, каждый чинч и каждый чиггер, каждая ящерка, кошка, пальма, мощь древнейшей пальмы-прародительницы, все в его воле, и ничто ему не страшно….
Барбара Л. Голдсмит
La Dolce Viva
[134]
«La Dolce Viva» — интервью, поражающее открытостью, даже по современным стандартам. Открытость эта чуть не послужила причиной кончины журнала «Нью-Йорк», опубликовавшего материал весной 1968 года в сопровождении фото «ощипанной курицы» (собственное выражение модели) — обнаженной Вивы, возлежащей на кушетке-развалюхе на фоне мятых молотых пакетов и недокуренных сигарет с марихуаной. Рассудив, что статья эта определяет программу издания, рекламодатели отвернулись от журнала. На меня же эта статья произвела совершенно иное впечатление.
Редактор «Нью-Йорка» Клэй Фелкер вполне сознавал, как велик коммерческий риск публикации. Его отдел объявлений был в ужасе. Но слишком уж хорош оказался материал, чтоб не увидеть свет. Фелкер рискнул, заварилась буча, но я чувствовал, что «Нью-Йорк» выживет.
«La Dolce Viva» — не только ошеломляющий материал для чтения. Здесь впервые отрылась миру новая ветвь древа искусств, воплощенная Энди Уорхоллом и его компанией. Материал Барбары Голдсмит предварил выстрел некоей Валерии Соланас, примерно через два месяца после публикации пытавшейся убить — и чуть не убившей — Уорхолла в его «Фабрике».
Методы новой журналистики наглядно проявляются в интервью Барбары Голдсмит, ибо автор статьи весьма искренне пытается ответить на вопрос: «Итак, что же представляет собой этот персонаж?» Освещается социальная среда обитания объекта; интервью по возможности подается в виде повествования. В данном случае повествование развертывается вокруг отдельных моментов общения Вивы с «Кон Эдисон» и с самим Уорхоллом.
Барбара Голдсмит использовала привившуюся теперь технику постоянного сопровождения объекта, чтобы не пропустить наиболее интересные моменты.
Т.В.
Вива замерла у выбеленной стены в новом чердачном ателье «Фабрики» Энди Уорхолла, ее донельзя осветленные волосы сверкают в лучах юпитеров. Тонкие черты лица и оттененная фигура смахивает на старые ретушированные фотоснимки, обнаруженные на чердаке. Сейчас Вива очень напоминает актрис начала тридцатых годов. На ней ностальгическая бархатная накидка времен королей Эдуардов, стеганая белая блузка и зауженные черные слаксы.
— Какова? — спрашивает она Пола Морисси, технического директора Уорхолла.
— Звезда! — с жаром заверяет ее Морисси.
Подпольные фильмы с чердаков Деревни уже рассыпались по множеству кинотеатров сотых улиц. Естественно, появились и подпольные кинозвезды. Вива, блиставшая в фильмах «Велосипедист», «Раздетый ресторан», «Дива из ванной», уже вовсю обсуждается и освещается на страницах периодики, представляющей ее веселой, бесшабашной и эффектной особой.
«Ежедневка женской моды» сообщает: «…Внешность Вивы — это и есть мода. Она постоянно, ежедневно влияет на женскую моду. Она вся в настоящем. К жизни… к одежде… ко всему на свете ее подход индивидуален». Ее сравнивают с Гарбо и с Дитрих («Вилидж войс»), с Люсиль Болл («Вог»), называют американской Ритой Ташингем («Нью-Йорк таймс»).
Лифт вываливает прессу, друзей и знакомых, приглашенных на просмотр последнего фильма — «Одинокий ковбой». Темноволосая малышка с восторгом обращается к Виве:
— Вива, тебя сегодня по телику показывали. Я в восторге!
— Спасибо, спасибо! — Вива целует воздух, на манер голливудской королевы экрана. — Рассаживаемся и смотрим.
Фильм (около 200 минут) снят по стандартной формуле Уорхолла. Сначала винегрет из гомосексуальных сцен, диалогов, бесед, изнасилования, затем трансвеститы, немножко трепа, гомосексуальный инцест, диалоги, мастурбация, гетеросексуальное совращение, разговоры, разговоры, разговоры и оргия. Вива — единственный женский персонаж, отвечающий, естественно, за гетеросексуальную сцену и представляющий жертву изнасилования.
Во время сцены изнасилования Вива ткнула локтем соседку и заметила:
— Эту сцену смотрели около сорока детей. Студенты соседних университетов приперлись на просмотр с детьми. Я им кричу: «Детей испугаете!» — через минуту услышишь. — Вива пожала плечами. — А они хоть бы что. Они ведь артисты… и воображают, что это искусство.
Энди Уорхолл — бизнесмен, но принято считать его художником. Под влиянием этого ярлыка зритель склонен считать то, чем его кормят с экрана, искусством, или же, что случается чаще, извиняет свою склонность к «клубничке» стремлением к художественному познанию и осмыслению мира. Студия Уорхолла совершенно справедливо называется «Фабрикой», так как производит массовый компот из шоу замочной скважины и возбуждающего зрива. Первый его продукт, «Девушки из Челси», обошелся в производстве приблизительно что-то около десяти тысяч, а принес порядка полумиллиона, что дало сдержанному на изъявление эмоций Энди повод для комментария: «Новое искусство — это бизнес».
— Я совершенно измотана, — пробормотала Вива в конце просмотра, проглотив таблетку и запив ее стаканом красного вина. — Энди и Пол загоняли меня с этими интервью. Как насчет зайти ко мне завтра, когда проснусь, около часу дня?
Вива открыла дверь своей квартиры на Восточной 83-й улице после третьего звонка. Дом из обычного коричневого песчаника, квартира занимает целый этаж. Лицо без грима, без макияжа, глаза зеленые, светлых бровей и ресниц почти не заметно. На ней красные слаксы и незастегнутая хлопчатобумажная блузка. Волосы стянуты в пучок на затылке. Из нее сразу же посыпались слова:
— О, Бог мой, не смотрите вокруг. Не убиралась целую вечность. Каждый вечер думаю, что задохнусь: пылища и порошок от тараканов. Гляньте только на окна. Везде грязюка. Пылесоса нет, да и купить не на что. Сижу без гроша! За квартиру платит знакомый…
