Контраст между этими крепкими парнями и четырьмя «мутантами» мужского пола был настолько разителен, что сразу бросился Шарлотте в глаза, хотя она и не смогла бы сразу точно сформулировать, в чем он состоит. Девушка окинула Эдама оценивающим взглядом. Он был вполне пропорционально сложен, у него было приятное лицо с симметричными чертами, тонким носом и довольно красивыми губами… что называется, чувственным ртом… но по сравнению с появившимся на другой стороне лестницы «противовесом» он выглядел каким-то… слабаком. Грег же был настолько карикатурно вытянут вдоль вертикальной оси координат, что даже несомненное преимущество любого мужчины — высокий рост — не могло спасти положения. Кудрявые волосы зрительно делали его голову неестественно большой и нескладной, особенно по контрасту с тоненькой, как карандаш, шеей. В общем сравнение пока что явно было не в пользу ее новых знакомых.
Вновь прибывшие время от времени поворачивали головы в сторону оживленно беседовавших «мутантов», неодобрительно посматривали на них, а затем переглядывались, поднимали брови, и на их лицах почему-то возникало удивленное выражение. Вскоре неприязненные косые взгляды сменились откровенным рассматриванием увлекшихся спором «мутантов», явно ироническими, если не сказать — издевательскими комментариями, хмыканьем и пиханием друг друга локтями в бок.
— …Ничего в этом странного, — продолжал разглагольствовать Эдам. — Я вам могу все объяснить. Лакросс — один из всего лишь двух видов спорта, где белые парни могут реализовать свой мачизм. Второй — это хоккей. Баскетбол — полностью чернокожий спорт, американский футбол — по большей части тоже. Только в футболе это не так заметно, у них ведь там форма закрытая, щитки всякие, маски на рожах. Голову даю на отсечение, что лакросс тоже был бы спортом черных — просто на раз-два, — он щелкнул пальцами, — если бы чернокожим подросткам пришло в голову заняться этой игрой. Рядом с ними любой белый парень показался бы… даже не знаю кем… размазней и доходягой… Белым и делать в лакроссе будет нечего, если за него черные возьмутся. С хоккеем, кстати, та же фигня. Поставьте рядом любого чернокожего баскетболиста или футболиста — и самый крутой из канадских энхаэловцев покажется вам дохляком. Черный баскетболист еще и его самого в корзину зашвырнет.
Да, «мутанты» разошлись не на шутку. Они воспарили над окружающей реальностью и вели глубокомысленную беседу, почти научный диспут. Эдам просто купался в нем. Особое наслаждение ему доставляло то, что направлял ход дискуссии не кто иной, как он сам. Сегодня ему удавалось все. Он легко излагал свои мысли и столь же легко вдалбливал их в головы слушателей. Нет, ну в конце концов, кто лучше него разбирается в затронутых темах? В спорте он по сравнению с остальными «мутантами» просто профессор. Во-первых, он уже бывал в спортзале, а во-вторых, у него такой опыт шефской помощи студентам-спортсменам, что все остальные должны просто заткнуться и слушать его, разинув рты. Именно он, Эдам, знает мир спорта изнутри, именно он лично общался со знаменитыми дьюпонтскими спортсменами, поэтому для него в этом мире нет никаких тайн. Перед ним открыты все двери. Он так увлекся процессом посвящения менее продвинутых «мутантов» в тайны спортивной жизни, что последним из всей компании больших интеллектуалов заметил надвигающуюся опасность.
Парень, который раскачивал шлепанец, вдруг встал со ступенек и направился в их сторону. Какой же он… высоченный… прямо гигант, как будто человек какой-то другой породы — стройный, длинноногий, ростом примерно шесть футов и пять или шесть дюймов и… огромный. Он поиграл мощными мышцами плечевого пояса, а затем, шлепая тапками, двинулся к Эдаму. Тот заподозрил что-то неладное, лишь когда заметил, что Эдгар, Роджер, Камилла и Шарлотта смотрят куда-то мимо него и почему-то вверх. Эдам тоже посмотрел вверх. Оказывается, пока он тут сидел и разглагольствовал, к нему сзади успел подкрасться и нависнуть над ним злой великан из какой-то страшной сказки — или, по крайней мере, кто-то очень похожий на такого персонажа, как показалось сидящему на ступеньке Эдаму. У великана были здоровенные ручищи, мощный квадратный подбородок, смахивающий на кирпич, огромное адамово яблоко и следы угрей на лице. На этом лице, и без того-то, по-видимому, не очень подвижном, сейчас красовалось ироничное, быть может, даже насмешливое выражение. Столь «тонкая» ирония бывает свойственна таким трепетным созданиям, как боровы или быки-производители. В ту же секунду Эдам понял, что всему хорошему на свете бывает конец, и, судя по всему, конец его хорошему настроению на сегодня уже наступил. Заметив на заднем плане троих приятелей великана — каждый из которых ненамного отличался от своего предводителя по росту и другим габаритам, — Эдам лишь убедился в правильности своих пессимистических прогнозов. Особенно неприятное впечатление произвел на него один из троицы мордоворотов — с волосами, усиками и бородкой, тронутыми сединой, что придавало его роже на редкость отвратное выражение.
— Прошу прощения за беспокойство, — сказал великан, дождавшись, когда Эдам закончит монолог на спортивную тему. Подчеркнутая вежливость обращения особенно резанула слух всех «мутантов». — У вас, ребята, тут что… типа, семинар на свежем воздухе?
Эдам попытался было разыскать в глубинах мозга или наскоро соорудить какой-нибудь остроумный… крутой… пусть даже чуть обидный ответ, сказать что-нибудь такое, чтобы эта горилла поняла, что он тоже настроен поприкалываться и что в этом виде противоборства победить его будет нелегко. К сожалению, как память, так и остроумие временно покинули Эдама, и единственное, что он смог выдавить, было краткое: «Нет».
Нет так нет, сказал — и ладно, надо было этим и ограничиться — жестко, коротко и не слишком вежливо. Тоже по-своему достойный выход. Вот только… Эдам всегда проклинал себя за эту нерешительность и попытки предугадать все варианты развития событий. А вдруг этот амбал воспримет столь краткий ответ как чересчур невежливый? Не подумает ли, что я откровенно бросаю ему вызов? Зачем-то пытаясь исправить уже явно безнадежную ситуацию, Эдам вдруг непроизвольно добавил, удивляясь звуку собственного голоса:
— Мы тут так… тусуемся… трендим о том, о сем.
Великан, столь тактично вмешавшийся в разговор, сдвинул брови и чуть наклонил голову, напустив на себя таким образом задумчивый вид. Глядел он куда-то мимо Эдама, и взгляд его был явно расфокусирован. Можно было предположить, что он о чем-то размышляет и что-то про себя прикидывает. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова уставился на Эдама, покивал головой и сказал, обернувшись через плечо, своим приятелям:
— Нет, мужики, он говорит — это не семинар. Говорит, они тут тусуются, трендят о том, о сем.
Поймав тональность разговора, сходную с оживленным ироническим обменом мнениями где-нибудь в школе для умственно отсталых, парень с проседью тоже закивал и подтвердил получение информации:
— А, трендят… Ну, понял.
«Мутанты Миллениума» хранили молчание. Волшебное чувство победы над окружающим миром через его познание при помощи истории, психологии, философии и антропологии лопнуло, как мыльный пузырь, и куда-то улетучилось.
Умом Эдам понимал, что сейчас ему нужно встать, выпрямиться и расправить плечи, чтобы габаритный контраст с великаном не был столь разительным хотя бы по одной оси координат, вот только… он опасался, что если встанет, то бугай воспримет это как вызов… что приведет… тут можно было не сомневаться — ни к чему хорошему это не приведет.
