Харрисон из последних сил держал стойку. Дышал парень тяжело и прерывисто; было видно, что кислорода его перетруженным легким явно не хватает. Взгляд какой-то остекленевший. Казалось, он вообще не видит ничего вокруг и не понимает, что происходит. Ощущение было такое, что еще несколько секунд — и парень рухнет на асфальт, причем даже не от удара, а просто оставшись без сил. Болка подходил все ближе. Понимая, что терять ему нечего, Харрисон с криком, похожим скорее на сдавленный стон, ринулся в последнюю контратаку. Резко выбросив вперед сведенные вместе руки, он попытался под этим прикрытием прорваться через жернова лап противника и уже с короткой дистанции нанести тому решающий удар. Первая часть плана Харрисону удалась. Он подобрался к Болке вплотную, но… удара не получилось, и противники рухнули на землю. При борьбе в партере вес Болки сыграл ему на руку. Вскоре он подмял Харрисона под себя и навалился на него всей своей массой. Здоровенной лапой Болка прижал голову Харрисона к асфальту, ободрав ему кожу с левой стороны лица. Каким-то борцовским приемом он сцепил свои грабли в замок на шее противника и стал давить на нее изо всех сил. Шея изогнулась под опасным углом. Зрители, понимая, чем это все может кончиться, замерли в оцепенении. Р-раз! — и Харрисон в самом деле надломился. Хотя он еще напрягал все силы, пытаясь вырваться из удушающих объятий Болки, но вдруг его тело превратилось в безвольно лежащий на земле, безжизненный кусок мяса. Убедившись, что противник действительно повержен, Болка привстал на колени и вытер лицо липкой от пота, крови и выпитого пива ладонью. При этом он продолжал обеими ногами сжимать, казалось, уже бездыханное тело Харрисона. Посмотрев на толпу зрителей безумным взглядом, он оторвал руки от земли и поднял их на уровень груди. Хойт ничуть не удивился, если бы Болка сейчас издал звериный вой и начал лупить себя кулачищами в грудь. Харрисон, лежавший на боку между ног победителя, медленно перевернулся на спину. Его глаза были закрыты. Но, к облегчению зрителей, грудь его подымалась и опускалась в прерывистом дыхании. Что ж по крайней мере, жив. На лице Болки появилось серьезное, едва ли не виновато-грустное выражение, и всем своим видом он словно говорил: «Да не хотел я уродовать его, он сам напросился, сам полез в драку». Вот в этот-то момент в опьяненном мозгу Хойта что-то и заклинило. Он вдруг почувствовал, что всей душой ненавидит этого верзилу. Этого тупого ублюдка. Да кто он такой? Эту человекообразную обезьяну родом откуда-то с Балкан, наверное, привезли в Дьюпонт в качестве подопытного животного и только по ошибке зачислили в студенты. Какого, собственно говоря, хрена этот йети решил, что может безнаказанно бить ребят, принадлежащих к самому крутому студенческому братству? Благородное чувство протеста, желание восстановить попранную справедливость окрылило Хойта. Он был готов на подвиги: честь истинных дьюпонтцев, честь братства Сейнт-Рей была поставлена на карту. Ненависть и омерзение в его душе уступили место более благородному чувству: еще бы — назови любую банальную драку защитой чести и достоинства, восстановлением справедливости, и она превратится в противостояние добра и зла.
Человекообразная обезьяна тем временем медленно поднялась на ноги. Болка посмотрел на лежащего Харрисона и покачал головой, словно извиняясь перед противником за то, что с ним сделал. Затем он повернулся к сопернику спиной и обвел глазами толпу зрителей. На его роже застыла недобрая усмешка. Ощущение было такое, что он может в любой момент наброситься на чем-то не понравившегося ему человека и просто разорвать его на куски. Так Болка простоял некоторое время, явно пытаясь вспомнить, из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор. Вдруг звериный оскал на его физиономии сменился подобием человеческой улыбки.
— Моя… это моя баба… — сказал он медленно, невнятно выговаривая букву за буквой и при этом улыбаясь все шире и шире. Горилла-переросток с синдромом Дауна. — М-мо-я-а… м-моя… н-не тро-г-гать…
Болка сделал шаг вперед. Ну да, конечно, по направлению к ней, к этой первокурснице… Ошибки не было: драка произошла именно из-за нее.
Шаг, другой…
— М-моя дев-в-чон-ка…
— Оставь меня в покое! — Эти слова прозвучали не как вопль ужаса или крик о помощи, а скорее как окрик, команда.
— Ты… это…
— Я СКАЗАЛА: ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Нет, вы только посмотрите на эту девчонку! Она просто в ярости! Ей, конечно, было страшно, и вообще такая драка — зрелище не для слабонервных, и лицо ее было перемазано слезами, но сейчас она была в ярости. Первокурсница защищалась!
Болка, казавшийся после драки еще крупнее из-за того, что был покрыт потом, а его мышцы, накачанные кровью, еще не потеряли объем, сейчас больше, чем когда-либо, напоминал свирепого медведя, которого если не смутило, то, по крайней мере, остановило тявканье увязавшейся за ним в лес дворняжки. Зрители, еще недавно подбадривавшие дерущихся радостными криками, замолчали и замерли, словно парализованные… жалкие, никчемные существа…
Да, настал его миг! Хойт не столько понял, сколько почувствовал это! Линии каких-то невидимых графиков словно сошлись в его мозгу в одной точке. Произошло замыкание. Хойт понял, что пора действовать. До чего ж он нравился сам себе, как гордился тем, что не принадлежит к бессловесному, трусливому большинству, как радовался подвернувшейся возможности отомстить за побежденного, пусть и в честной драке, друга и защитить тем самым братство Сейнт-Рей! На волне этого вдохновения парень моментально, буквально за секунду, разработал план действий.
— Эй, придурок! — «А что, неплохо прозвучало, — поймал себя на мысли Хойт, — не истошно громко, но и не тихо, как раз так, чтобы услышали все зеваки и, конечно, этот готовый принять любое оскорбление на свой счет пещерный медведь».
Словно не поверив своим ушам, великан медленно обернулся.
— Я тебе говорю, придурок! Отвали от нее! Это моя сестра!
Болка наклонил голову набок, изобразил на роже глумливую улыбку и спросил:
— А ты что еще за хрен с горы?
— Слушай, если она моя сестра, то как ты думаешь, кто я такой? Брат я ей, въезжаешь? Я думал, уж до этого даже полный дебил может допереть, но, видно, переоценил твои умственные способности. Так вот, повторяю: я хочу, чтобы ты отвалил на хрен и оставил мою сестру в покое!
Нужно было видеть, как злоба и ярость на лице великана медленно, но верно, словно кто-то подвинул рукоятку реостата, сменились признаками мыслительной деятельности. Болка явно пытался рассмотреть ситуацию в общепринятой системе координат и ценностей. Как бы то ни было, но брат есть брат, и как он будет выглядеть перед всеми, собравшимися посмотреть на драку, если размажет по асфальту и этого самоуверенного фраера? Хойт, стоявший всего футах в четырех от великана, тем временем просто наслаждался жизнью. Все видели, как он бросил вызов этому костолому! Все слышали, как ловко он поставил его на место! А ведь это только начало! Главное теперь — не терять темп. Грузить, грузить, грузить мозговой процессор этого неандертальца! Рано или поздно он зависнет.
— Я сказал… отвали… на хрен… от моей сестры!
