«О, как ободряюще это звучит. Оказывается, можно быть деревенщиной, скатившейся с гор с попутной лавиной, и дорасти до звания крутого чувака…»
— Ну, тогда понятно, откуда ты его знаешь, — усмехнулся Вэнс. — Если уж он поселился в «И. М.», то не мог не стать лучшим корешем нашего Хойта.
— Нечего наезжать, на себя посмотри. Тоже мне, трезвенник и праведник. Ну люблю я иногда залить за воротник, и что?
С заднего сиденья послышался голос Джулиана:
— Да уж, ты иногда так зальешь, что хоть стой, хоть падай. Ты хоть помнишь, до чего, на хрен, дотусовался в прошлый понедельник?
— Ты это о чем? В понедельник? А что было в понедельник?
— Как что? Прием в Лэпхеме! Вон Крисси не даст соврать, она там была. Ты уже к восьми часам так нажрался, что совсем охренел и стал приставать к жене директора. Нет, не в том смысле, а докопался до нее, на хрен — припер тетку к стенке и стал пытать: сколько у нее в жизни было мужчин. Не помнишь, как выглядела ее рожа? На ней прямо написано было: «Помогите! Помогите! Кто-нибудь, уберите от меня… это!» А Хойт свое гнет: «Признавайтесь, признавайтесь, сколько у вас там в графе „итого“?»
— Ну вы даете, мужики, — сказал Хойт. — Сидите там позади, врете и не краснеете. — Он снова положил ладонь на руку Шарлотты. — Не слушай ты их. Помнишь сказку про остров, где никто не говорил правду?
— Нет, Хойто, это тебе не сказка, — заявил Вэнс, — это самое настоящее статистическое исследование.
— Нет, это же просто охренеть можно, — продолжал Джулиан. — Как ты бедную тетку достал своей статистикой! Раз сто, наверно, спросил ее про это долбаное «итого»! Вот скажи, на кой хрен тебе понадобилось знать, сколько у нее мужиков было?
— Ну-у… сейчас разве вспомнишь. Говорят, она баба заводная, — ответил Хойт. — Ребята из Лэпхема рассказывали. Наверняка у старика Васстерштейна не хватит силенок, чтобы в одиночку справиться. Соответствовать, так сказать, ее стандартам.
Утонченные интеллектуалы из престижных студенческих ассоциаций заржали, как кони, и в машине наконец восстановилась привычная для них обстановка. Следующим номером программы значилось выступление Николь.
— А я совершенно точно знаю, что… — и она с увлечением стала рассказывать историю личной жизни жены директора какого-то другого колледжа.
Хойт снова наклонился к Шарлотте, взял ее за левую руку и «искупал» в своей неотразимой улыбке, теплой и очаровательной.
— Вассерштейн — это директор колледжа Лэпхем. Ты ведь знаешь Лэпхем — это здание с горгульями?
— Да-да, конечно знаю! — подхватила Шарлотта с невероятным энтузиазмом в голосе, желая во что бы то ни стало поддержать беседу. Она даже подобострастно хихикнула, словно упоминание о горгульях на фасаде Лэпхема было верхом остроумия, особенно в общем контексте разговора Она решила, что будет лучше не выпендриваться, а смеяться вместе со всеми над тем, что полагалось считать смешным — над историями о том, «как я напился», и что «этот чувак просто лох и фраер», и «вы даже не представляете, какая она шлюха». Точно так же следовало восхищаться остроумными комментариями по поводу каких-то «заводных девочек» и похабными шуточками, произносимыми прикола ради с бурлескным итальянским акцентом — «пидарассо… импотенто…». По этой части больше всех усердствовал Джулиан.
Шарлотта даже не догадывалась, как глупо она выглядит, пока Вэнс не начал рассказывать про Ай-Пи и девушку, которую тот пригласил в Вашингтон. Это некая Глория — по словам Вэнса, «вы не поверите, но действительно очень классная телка, я бы сам не отказался, и как только такое чмо урвало себе такую шикарную бабу?»
— Охренеть! — воскликнул искренне пораженный Джулиан. — Так значит, этот ублюдок нас просто парил, когда хныкался, что ему приходится только на кулачок мотать?
Все, включая Крисси и Николь, расхохотались, и Шарлотта поспешила присоединиться к общему веселью, хотя на самом деле понятия не имела, как именно «парил» ребят Ай-Пи и что такое ему приходилось «мотать на кулачок». Обломаться ей пришлось буквально через несколько секунд: едва услышав ее смех, все остальные резко замолчали. Когда она обернулась, они обменялись многозначительными взглядами. Шарлотте оставалось только признать, что она «попала»: судя по всему, вышеупомянутый выдающийся прикол предназначался только для своих, посвященных. Сделав вид, что ей эта шутка понятна, Шарлотта здорово прокололась: продемонстрировала, что готова унижаться и поддакивать чему угодно, лишь бы сойти за свою в их великосветском обществе.
«Ужас, ужас, надо же было так опозориться. Надо же было так подставиться перед этими безжалостными людьми, которые не упустят возможности воспользоваться любой ее слабостью». Самое ужасное в этой ситуации заключалось в том, что Хойт время от времени — словно пунктиром — давал ей понять, что не забывает о ее присутствии: то подмигивал, то улыбался Шарлотте, то гладил ее по руке, укрепляя ее в убеждении, что она все-таки существует в их Крутой Компании, но затем — стена вновь разделяла их: Шарлотта оставалась одна, а Хойт возвращался в такой привычный для него мир себе подобных. И как только им самим не противно? Совершенно идиотские байки… совершенно идиотские сплетни… совершенно идиотские восторги по поводу похабных шуток и оттачивание мастерства в ругательствах… Так развлекаются и шутят богатые ухоженные девочки, имеющие возможность потратить несколько сотен долларов на новый джинсовый прикид, и богатые избалованные мальчики, так гордящиеся собой по поводу напяленных на головы шапок, какие носят в гетто… Ну конечно, это же так прикольно, остроумно, так актуально и концептуально… так дерзко и продвинуто…
…Вот только ей отступать уже поздно! Никуда ей теперь от них не деться. Шарлотте казалось просто невероятным, что всего каких-то пару дней назад ее распирало от гордости по поводу своего «триумфа»: еще бы — получить приглашение от крутейшего из старшекурсников съездить с ним на официальный прием. Мими и Беттина даже не умирали от зависти: они просто умерли, мгновенно и без мучений. Такой прорыв в повышении собственного статуса казался им чудом. Так и не уразумев, в чем здесь подстава, они бросились готовить подружку к этому событию абсолютно искренне и бескорыстно. Единственное, чего они потребовали от Шарлотты в обмен на потраченные силы, — это подробный, самый подробный рассказ о том, что с ней произойдет за это время…
Оставшаяся часть дороги прошла в том же духе. Мальчики и девочки из престижных ассоциаций пели матерные песенки (причем каждый знал наизусть весь исполняемый репертуар), обменивались сплетнями (две очаровательные стервы оказались редкими мастерицами в умении испортить мнение присутствующих об отсутствующих), сводили любую тему разговора к сексу и оттачивали свое мастерство во владении особой разновидностью «хренопиджина». Шарлотта привыкала к этому наречию с первых дней появления в Дьюпонте, но, только удостоившись чести провести несколько часов в одном «джипе» с самыми сливочными из всех сливок общества, она наконец получила возможность познакомиться и с особо продвинутым диалектом «хренопиджина», который, по всей видимости, должен был называться «дерьмопиджином». Особый шарм ему придавало использование главного структурообразующего элемента в самых разных вариантах, включая и производные от так называемых супплетивных основ «дерьм-» и «ср-»: эта сдвоенная лексическая единица могла по широте семантического охвата соперничать с такой универсальной категорией, как «хрен» и использоваться в самых разнообразных значениях: совокупность вещей, принадлежащих кому-либо («Ну и где твое дерьмо?»); ложь или сбивающее с толку указание («Что ты мне на уши срешь?»; «Тут без детектора дерьма не разберешься»); высокая степень опьянения («нажраться до усрачки»); сложная жизненная ситуация («оказаться в полном дерьме»); низкая квалификация («Вконец обосрался, не смог даже какого-то дерьмового защитника переиграть»); забота («Смотри не обосрись»); нежелание осуществлять то или иное действие («Опять в это дерьмо залезать придется»); усиление категоричности утверждения («Да обосраться мне на этом месте!»); серьезное, а не шутливое утверждение («Ты мне тут не насераешь?»); отрицательная характеристика кого-либо («Говорил я тебе, что он полное дерьмо»); переливание из пустого в порожнее («нести дерьмо», «дерьмо перетирать»); запутанная ситуация («Попробуй разберись во всем этом дерьме»); наркотики («Дерьмо принес?»); акт дефекации («Ну что, просрался?»); событие, не имеющее особой важности или значения («Да ерунда, дерьма кусок»); неприятный сюрприз («Вот так дерьмо!»); непонимание ситуации («Хоть усрись, не въезжаю!»); напыщенный высокомерный человек («большое дерьмо», «пирожок с дерьмом»); совершенно безнадежная ситуация («в дерьме по уши»); разочарование («Вот дерьмо-то!»); удивление («Ну просто обосраться!»); неодобрительная оценка («дерьмо на палочке»); повторяющаяся ситуативная модель («Опять то же дерьмо, только в профиль!»); фекалии — представьте себе, буквально («дерьмо»); непрестижный район, трущобы («Прямо скажем, дерьмовое соседство»); глупое высказывание («Ну и кого он хотел обосрать?»); «и так далее» («ну и всякое прочее дерьмо»), чувство собственной значимости («Он думает, что он большой кусок дерьма»); уверенность («Честно — как насрать!»); большое количество («куча дерьма»); назойливость или грубое обращение («Как он меня обосрал!»); высокая скорость («Еще дерьмо до сральника долететь не успело»); отказ от общения («Не лезь ко мне со своим дерьмом», «Нам чужого дерьма не надо — своего хватает»).
