У двух сидевших за столом игроков в «Бейрут» и прочие пивные игры в такие моменты просто слюнки текли, а глаза буквально вылезали из орбит, как у персонажей из мультфильмов.
Со стороны центрального столика, перекрывая шум голосов, вдруг раздался негромкий, но безошибочно узнаваемый звон. Двое парней и их девушки, рискуя разбить дорогую посуду, лупили серебряными ножами по круглым пузатым винным бокалам. Бокалы были пока что пусты, и звук действительно получился звонкий. Не желая отставать от зачинщиков, эту свежую инициативу подхватили и остальные гости мужского пола, даже Хойт и, уж конечно, Ай-Пи.
Грохот поднялся такой, что у Шарлотты чуть не лопнули барабанные перепонки. Естественно, этот хрустально-серебряный звон сопровождался бурей свиста, смеха и аплодисментов. Чем-то все это напоминало массовую истерику на площадке молодняка какого-нибудь огромного обезьянника. Юные приматы явно хотели заявить о себе как о вышедших из детского возраста самцах, готовых бросить вызов не только старым вожакам, но и кому угодно — хоть всему миру. У Шарлотты возникло ощущение, что на нее обрушивается звон не пары десятков винных бокалов, а целой батареи ксилофонов, на которых играли обитатели сумасшедшего дома.
Несколько десятков луженых глоток сначала вразнобой, а затем, по мере настройки, и в унисон стали выкрикивать какую-то короткую речевку. В общем гвалте Шарлотта даже не сразу разобрала, что именно они орут:
— Секси-прекси!
— Секси-прекси!
— Секси-прекси!
— Секси-прекси!
И вот, когда беспорядочный гвалт перешел наконец в ритмичное скандирование, из-за центрального столика, отодвинув стул, встал элегантный — на самом деле безупречно элегантный — молодой человек. Даже со стороны было видно, что идеально сидящий смокинг, хрустящая белая рубашка с манишкой и воротничком с высокими острыми уголками и «бабочка» не взяты напрокат и даже не куплены, а сшиты на заказ. Зал встретил его громом аплодисментов — такой овации Шарлотта еще никогда не слышала… хотя нет, пожалуй, один раз было — тогда, в прошлой жизни, весной, когда на выпускной церемонии в школе торжественную речь произносила Шарлотта Симмонс… Вот только там, в Спарте, аплодисменты не сопровождались смехом, визгом и свистом в два пальца Этот пронзительный свист, донесшийся одновременно с нескольких сторон, напомнил Шарлотте тот звук, с каким новогодние петарды уносятся в уже уставшее от бесконечных хлопков и взрывов небо.
Разумеется, это был Вэнс. Выглядел он как настоящий аристократ, патриций, собравший в своем доме лучших друзей. Высокий, стройный, как античная колонна с прямой спиной и гордо поднятой головой. Его светлые волосы не торчали во все стороны, как обычно, а были зачесаны назад и уложены. В них даже был сделан пробор; впрочем, волосы его были до того густые, что пробор выглядел узкой тропинкой, бегущей по дну глубокого каньона. Чем-то Вэнс напомнил Шарлотте Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда, портрет которого был помещен на обороте изданного в мягкой обложке романа «По эту сторону рая».
Она до сих пор даже не представляла что он может выглядеть таким красавцем, живым воплощением аристократизма и достоинства и в то же время гламура. Ах… да это ведь он и есть «секси-прекси» — сексапильный президент студенческого братства Сейнт-Рей.
С легкой, едва заметной, спокойной и безмятежной улыбкой уверенного в себе человека Вэнс поднял наполненный шампанским бокал на уровень груди и громко — громче, чем он когда-либо до сих пор говорил в присутствии Шарлотты, — сказал:
— Джентльмены!
Пауза. Он чуть наклонил голову, словно прислушиваясь. В зале стояла полная тишина, нарушаемая лишь легким шипением пара, вырывавшимся из-под крышки где-то там, на кухне. Гордо вскинув голову, Вэнс обвел взглядом все столики с гостями, для чего ему пришлось даже чуть скосить глаза к переносице. Один вид Вэнса, один его горделивый силуэт настроил присутствующих на возвышенный лад: они действительно почувствовали себя «золотой молодежью». Это была не просто компания молодых разгильдяев, нарядившихся в официальные смокинги, белые сорочки и «бабочки», приколовших к нагрудным карманам сверкающие золотом именные медали членов студенческого братства Святого Раймонда и украсивших лацканы ленточками в цвет сейнт-реевского стяга, но всего несколько минут назад резвившихся в вакханалии безудержного веселья. В этот миг каждый из них осознал свою принадлежность к элите, к той лучшей части их поколения, которой самой судьбой суждено сыграть особую, значительную роль в жизни страны и, быть может, всего мира.
Наконец Вэнс, вздернув подбородок еще чуть выше, поднес бокал к губам и произнес:
— За наших дам!
Хойт, Ай-Пи, оба любителя игры в «Бейрут», Оливер по кличке «гобоист» — все члены братства Сейнт-Рей встали из-за столов, подняли бокалы и в едином порыве прокричали в ответ: «ДАМЫ!», а вслед за тем таким же единым, словно поставленным хореографом движением запрокинули головы и влили себе в глотки по бокалу шампанского.
Затем все шумно расселись по местам, смеясь и аплодируя, и каждый второй поспешил засвидетельствовать свое внимание «даме». Шарлотта заметила, как рука Джулиана скользнула на затылок Николь, как он приподнял и повернул ее голову к себе и наклонился над подругой с таким видом, словно собирался облизать ее лицо. Впрочем, ограничиться ему пришлось кратким, но эффектно выглядевшим со стороны поцелуем в губы. Хеди, успевший дойти до гораздо более серьезной «кондиции», расплылся в дурацкой улыбке, а затем с размаху ткнулся в колени своей спутницы. Девушка явно не знала, как поступить: восторженно захихикать или все же рассердиться и одернуть парня? В итоге она пошла на компромисс: оглядев сидевших с нею за одним столом, вскинула брови и пожала плечами, будто говоря: «Ну что поделаешь с этим придурком?»
Ай-Пи, напротив, был просто воплощением заботы и нежности. Опустившись на стул рядом с Глорией, он одарил ее самым сентиментальным и восхищенным взглядом, какой только можно было вообразить, и поднял бокал к губам в безмолвном тосте, адресованном лично ей. Та в ответ расплылась в милейшей улыбке, положила правую ладонь на левую руку своего кавалера, слегка сжала ее и приподняла. При этом Глория не смотрела ни на кого, кроме Ай-Пи. Тот безудержно улыбался. Он был так счастлив и горд, что на этом приеме его сопровождает очаровательная малышка Глория; Шарлотта просто готова была прослезиться: настолько умилительно он выглядел и настолько она была рада за него. В этот момент она вдруг почувствовала, как рука Хойта легла на ее спину и стала водить по ней круговыми движениями, как прежде, а сам он наклонился к ней, посмотрел на нее любящим взглядом, о каком только может мечтать любая девушка, приблизил губы к ее уху и чуть слышно прошептал:
— За одну даму…
Потом, наклонившись еще ниже, Хойт нежно поцеловал ее в шею.
Это было такое ощущение… о Господи! Щекочущий холодок пробежал по ее коже и в то же время изнутри вспыхнул огонь. Озноб и жар одновременно! Хойт тем временем вновь посмотрел Шарлотте в глаза, и этот взгляд волной нежности пронзил все ее тело… Боже мой, никогда ей не привыкнуть к этому взгляду… а он опять наклонился и, отбросив прядь волос, снова поцеловал ее в шею… Господи, что творится!.. Шарлотта непроизвольно прикоснулась кончиками пальцев к шее Хойта — потому что его голова была практически у него за спиной… нет-нет, только самыми кончиками пальцев, но тут же отдернула их, потому что ей совсем не хотелось, чтобы Хойт подумал, будто она ждет от него сейчас более страстного глубокого поцелуя или еще каких-нибудь вольностей прямо за столом. Ей казалось, что Джулиан и Николь ведут себя слишком… свободно. Ну, хочется им пообжиматься и поцеловаться взасос, до самых гланд… и прекрасно… можно за них только порадоваться… но не при всех же… Словно угадав мысли друг друга, они с Хойтом одновременно выпрямились, и… все вернулось в строгие рамки приличий. Он больше ее вообще не касался, но по-прежнему сидел, повернув голову в сторону Шарлотты, и смотрел на нее все теми же… влюбленными… глазами… и этот взгляд стоил гораздо больше всех поцелуев на свете.
