Вереница приятных мыслей помогла Хойту справиться с раздражением. Он вновь стал самим собой. Подойдя к «Мистеру Рейону», он уже напевал про себя диско-тему под названием «Нажми зеро». Из текста он помнил только одну строчку: «Мой добавочный — ноль, если хочешь меня — нажми зеро». Что там было дальше, как-то ускользнуло из памяти… «Мой добавочный — ноль, если хочешь меня — нажми зеро… Мой добавочный — ноль, если хочешь меня — нажми зеро…» В общем, подойдя ко входу в Холси-Холл, на первом этаже которого располагался кафетерий, Хойт негромко, но уже вслух напевал: «Мой добавочный — ноль…»
Строчку он не закончил. Слишком уж неожиданным и странным показалось Хойту то, что он увидел прямо перед входом к «Мистеру Рейону». Здесь было чертовски холодно, но на улице тусовалась целая толпа народу, по меньшей мере человек двадцать. Их головы были опущены, и они молчали… только время от времени то кто-нибудь из парней фыркнет, то какая-нибудь девчонка рассмеется. Да какого хрена они делают? Потом Хойт увидел газеты. Газеты были у всех в руках, и они читали их… прямо на улице, на холоде. Те, кто подходил к тусовавшейся на ступеньках компании, немедленно запускали пальцы в один из висевших на стене газетных ящиков. Ящики были желтого цвета, как такси… Там, значит, новый номер «Вэйв»… Ничего себе! Чтобы студенты целой толпой стояли на морозе, не в силах оторваться от университетской газетенки? Нет, это выглядело невероятно странно и, более того, — подозрительно.
Хойт подошел поближе. Одна из девчонок неожиданно завизжала прямо у него под ухом. От неожиданности Хойт даже вздрогнул: обычно они так визжат только на дискотеках или вечеринках, но там этого ожидаешь. Вскоре послышались и комментарии парней. Ребята были до того взволнованы прочитанным, что говорили практически исключительно на хренопиджине.
— Эта хренова статья… ну не до хрена ли круто они замахнулись!
— …Ни хрена себе студент! Что за хрень он тут несет?
— Где Джефф? Куда он на хрен подевался? По-моему, он этого хрена знает…
— …Вот уж не думал, что в нашей хреновой газете могут напечатать слово «трахаться»!
— …На выходе из оперного театра. Да у него, на хрен, та же фамилия!
— …Как его, на хрен, зовут? Не знаю — какой-нибудь Горацио Хренов Фелляцио.
— …Охренеть, я ведь там тоже был! Ну, на хрен, дает!
— …Полноценный минет! Охренеть, глазам своим не верю!
Полноценный минет? У Хойта появились первые, пока еще смутные, но нехорошие подозрения. Он стал словно невзначай протискиваться сквозь толпу собравшихся на ступеньках, чтобы опять же как бы невзначай добраться до желтого ящика на стене, пока народ не расхватал (на хрен) все газеты. «Извините! Дайте пройти! Извините, опаздываю!» — негромко цедил он сквозь зубы. Когда до цели осталось всего ничего, Хойту пришлось применить вполне осмысленную военную хитрость: чтобы опередить другого парня, одетого в старую армейскую куртку с невыцветшими пятнами, оставшимися на тех местах, где были спороты шевроны и другие знаки различия, он даже выставил вперед левую ногу, не дав таким образом конкуренту сделать шаг правой. Что ж, в такой толпе применение некоторых приемов ближнего боя было если не простительно, то, по крайней мере, объяснимо. Кроме того, Хойт рассчитывал, что его внушительный вид в длинном пальто произведет должный эффект на парня в потрепанной армейской куртке и заставит того поумерить пыл. К его удивлению, парень оказался упрямым. Он словно бы случайно споткнулся и в ту же секунду толкнул Хойта в бок, навалившись на него всем весом своего тела. Хойт был вынужден податься назад и убрать мешавшую парню ногу. Это заставило Хойта чуть-чуть повернуться — и он увидел девчонку: хорошенькую девочку норвежского типа, как он это называл — с прямыми светлыми волосами в милю длиной, разделенными прямым пробором, смотревшую на него широко раскрытыми глазами. Затем она ткнула в бок стоявшую рядом подружку (вот стерва!), и теперь они уже вдвоем пялились на него. Более того: нижняя челюсть первой (шикарная девчонка, Хойт так любил норвежский тип — светлые волосы, ярко-голубые глаза, правильные черты лица, — вот бы поваляться с ней в снегу голышом, а потом в сауну), так вот, ее нижняя челюсть просто отвисла, а глаза расширились еще больше. Две или даже три секунды она прямо-таки пожирала его глазами, а затем, словно очнувшись, сказала:
— Боже мой… Боже мой… ну ничего себе… ведь ты — это он! Ты Хойт Торп!
От неожиданности Хойт даже не смог придумать никакого подходящего по крутизне ответа и ограничился своей самой обаятельной и многообещающей улыбкой и банальной фразой:
— Ну да, это я. Ты как — уже пообедала? Пойдем перекусим.
Хойт еще не успел договорить, как почувствовал на себе взгляды множества глаз. В толпе поднялся какой-то гул. Ну вот еще! Студенты окружили его со всех сторон, выстроившись по окружности: просто межгалактические путешественники, оставляющие круги на траве. Парень, стоявший прямо перед Хойтом, рядом с чувственной скандинавской блондинкой — высокий, с длинной шеей и кадыком размером с тыкву-горлянку, — сказал:
— Ну, чувак, ты даешь! Ты что, прямо так и назвал этого бугая «мудаком с обезьяньей рожей»? — Не договорив, он обратился к стоявшему рядом парню с газетой: — Тут написано… подожди, подожди… Нет, надо же было такое выдать!
Хойт прищурил один глаз и чуть приоткрыл рот с этой же стороны, словно говоря: «Не въезжаю, что этот тип тут гонит».
Блондинка — эта жемчужина фьордов — держала в руках свернутую в несколько раз газету.
— Ну что ты дурака валяешь? Ты что, не видел этого?
Хойт покачал головой — медленно, стараясь, чтобы это выглядело круто.
Девушка развернула газету и выставила ее перед ним первой полосой вперед. Там был напечатан самый огромный заголовок, какой Хойту только приходилось когда-нибудь видеть в газете. Через всю страницу прямо под логотипом газеты огромными жирными черными буквами размером дюймов в десять было набрано: «КАКОЙ ТАКОЙ ОРАЛЬНЫЙ СЕКС?» Чуть ниже по правую сторону полосы значилось:
«ПОЛИТИК ПОДКУПАЕТ НОЧНОГО ГУЛЯКУ, ЗА$ТУКАВШЕГО ЕГО ЗА $ЕК$УАЛЬНЫМИ РАЗВЛЕЧЕНИЯМИ В РОЩЕ»
Ниже еще один подзаголовок:
«ПАРЕНЬ ИЗ БРАТ$ТВА ПОЛУЧИТ РАБОТУ НА УОЛЛ-$ТРИТ $ ЗАРПЛАТОЙ $ 95 ТОНН В ГОД ЗА „ПОТЕРЮ ПАМЯТИ“»
Еще ниже — имя автора статьи: Эдам Геллин.
Затем две колонки текста, которые заканчивались в самом низу страницы примечанием: «См. ПОДКУП, страницы 4, 5, 6, 7».
«Губернатор Калифорнии»… «Кандидат от Республиканской партии»… «подкуп дьюпонтского студента-старшекурсника»… «застукал»… «в момент орального секса»… Хойт едва смог заставить себя пробежать глазами первый абзац статьи. Их — глаза — словно магнитом притягивала огромная фотография, занимавшая большую часть первой полосы. Да, кроме заголовков, подзаголовков и нескольких коротких абзацев текста на первой полосе не было ничего, кроме фотографии одного парня. Вот он выходит из «И. М.», а в полушаге за его спиной — аппетитная маленькая блондиночка, которая, несмотря на то, что снимок явно сделан зимой, умудрилась попасть в кадр с полоской голого живота и пупком между массивной, но короткой летной курткой и низко сидящими джинсами. А парень, парень на переднем плане, в центре снимка — он такой… такой классный… классный чувак… высокие ботинки, брюки хаки от «Аберкромби энд Фитч», что видно даже на фотографии… воротник рубахи расстегнут… а главное — крутейшее длинное темно-синее суконное пальто, придающее ему особенно солидный вид… В нем он выглядел футов восьми ростом, стройным, крутым и явно имеющим отношение к Серьезному Бизнесу. Над слегка приподнятым воротником этого шикарного пальто поднималась белая, крепкая, хорошо накачанная шея — нет, действительно крепкая, действительно сильная, — притом в меру, не то что у некоторых — шея шире головы… и наконец, лицо — Хойт не мог отвести взгляд от этого лица — мужественная челюсть, волевой подбородок — это был просто гибрид Кэри Гранта с Хью Грантом, вот только волосы посветлее и притом гораздо гуще и круче, чем у любого из них, — круче хотя бы потому, что их не разделял пробор. А еще легкая улыбка или, скорее, чуть презрительная ухмылка на губах, словно говорящая: «Я круче тучи, ребята, а вы все — отстой»… Может быть, кто-нибудь и сказал бы, что парню не пристало уделять большое значение мимике и гримасничать перед окружающими, но любой скептик признал бы, что это было круто… впечатляюще… самая крутая ухмылка, какую только можно себе представить, и притом к месту. Еще до того как не без труда набиравший обороты тяжелый маховик мозгового двигателя Хойта раскрутился в полную силу и начал соображать, что, собственно говоря, вся эта хрень может значить, он успел подумать о троих людях: о себе и о Рейчел, принесшей ему благую весть насчет работы его мечты в инвестиционном банке «Пирс энд Пирс»; о себе и об этом чмошнике, «ботанике», ходячем отстое, крысе очкастой, хорьке вонючем — Эдаме Как-его-на-хрен-там-мать-его; и снова — о себе, о себе, о себе. Даже ощущая подсознательное беспокойство, вызванное отдельными словами и словосочетаниями на первой полосе газеты, которые успели отпечататься в его мозгу, пока Хойт усилием воли заставил взгляд задержаться на первых абзацах огромной, судя по всему, статьи, он все равно не мог оторвать взгляда от фотографии. Вот это кадр! Как же он хорошо получился! Ну скажите честно, может ли вообще студент выглядеть лучше, чем на этом снимке?
