…Да и улыбаться тоже не следовало, потому что кто-нибудь, например, Чаннинг Ривз или другие одноклассники, могут заметить эту улыбку и решить, что Шарлотте Симмонс просто нравится купаться в лучах славы. В таком случае очередной волны презрения ей не избежать.
Наконец аплодисменты стихли и настало время произнести речь.
— Уважаемый мистер Томс, дорогие учителя, одноклассники, ученики, друзья нашей школы… — голос ее звучал вполне нормально, — родители, бывшие выпускники, бывшие ученики…
Пауза. Господи, как же ужасно жалко прозвучала первая фраза! Она так рассчитывала, что ей удастся сделать свою речь не просто набором дежурных, набивших оскомину прощальных слов, а сказать что-то искренне, не так, как все. Но теперь Шарлотте вдруг стало ясно, что все было придумано совершенно зря — но менять что-нибудь уже поздно!
— Джон Морли, виконт Блэкбернский, — ну зачем нужно было начинать речь с такого снобистского имени! — однажды сказал: «Успех того, что говорит женщина, зависит от трех вещей: кто говорит, что она говорит и как она это говорит. Из этих трех вещей то, что она говорит, наименее важно».
Шарлотта снова сделала паузу, чтобы дать возможность аудитории отреагировать на остроумное, как она полагала, вступление к речи. Эту запланированную паузу она выдержала с замирающим сердцем, ей казалось, что слова повиснут в тишине и она просто выставит себя перед всей школой этакой выпендривающейся своими знаниями девицей…
…Но, к ее изумлению, публика оценила шутку, и над рядами гостей пронесся смех, одобрительный и явно не натужный…
— В общем, гарантировать успех своего выступления я не могу.
Еще одна пауза. И снова смех — именно столько, сколько ей требовалось, чтобы перевести дух. Впрочем, тут же Шарлотта поняла, что смеются взрослые. Только они. В зеленом квадрате ее одноклассников смеха почти не было слышно, кое-кто лишь улыбнулся. Многие — включая Брайена, — выглядели явно удивленными, а Чаннинг Ривз повернулся к Мэтту Вудсону, сидящему рядом, и они обменялись холодными циничными усмешками, словно желая сказать: «Ну что она там мелет? Столько лет выпендривалась — неужели не надоело?»
Шарлотта решила больше не смотреть на одноклассников и, устремив взгляд на взрослых, продолжала чеканить слово за словом:
— И все же я попытаюсь рассказать вам о некоторых уроках, которые мы, старшеклассники, получили за последние четыре года. Эти уроки не укладываются в границы, определяемые методическими критериями учебной программы…
Ну зачем, спрашивается, было включать в нормальную человеческую речь всякие «методические критерии учебной программы»? Когда Шарлотта писала свою речь, ей казалось, что все звучит абсолютно естественно и даже эффектно, а вот теперь, стоя на трибуне, она вдруг испугалась, что ее слова прозвучат напыщенно и бездушно…
…Но все взрослые смотрели на нее с одобрением и даже с восторгом! Ощущение было такое, что они жадно вслушиваются в каждое ее слово! До Шарлотты стало доходить: они воспринимают ее как какого-то вундеркинда, как необыкновенный росток, протянувшийся к солнцу из скудной каменистой почвы графства Аллегани. Судя по всему, взрослая часть аудитории была настроена с восхищением внимать всему, что только могло прийти ей в голову.
Ободренная этим наблюдением, Шарлотта продолжала говорить:
— Мы научились ценить многое из того, что раньше принимали как должное. Мы научились смотреть на окружающую природу, воспринимать ее красоту так, словно видим все это впервые. У апачей есть древняя песня: «О великий дух Синей горы, того дома, где рождаются голубые облака, благодарю за то, что мне так хорошо и спокойно здесь, у подножья гор». Мы, выпускники, и сейчас, много веков спустя, благодарны за то…
Свою речь она, оказывается, действительно вызубрила назубок, слова слетали с ее губ, как с магнитофонной ленты, настолько автоматически, что сама Шарлотта в это время могла думать о чем-то другом… Сколько девушка ни пыталась отвлечься, ее взгляд поневоле обращался к сидевшим прямо перед ней одноклассникам… к Чаннингу Ривзу… В конце концов, какое ей дело до того, что о ней думают Чаннинг и компания его друзей и верных почитателей? Чаннинг вообще не замечал ее в школе, за все время учебы Шарлотта и говорила с ним только дважды — так какое ей до него дело? Чаннинг нынешней осенью не поедет поступать ни в какой колледж. Он вообще скорее всего никуда не поедет, а будет до конца жизни работать где-нибудь на бензоколонке, заправляя машины, жуя резинку «Ред мэн» и плюясь во все стороны. А если его вышвырнут с этой работы за профнепригодность и откровенный пофигизм, владелец лесопитомника из жалости пошлет парня в бригаду мексиканцев, которые давно уже выполняют самую тяжелую и низкооплачиваемую работу. Так и будет он болтаться между елками и пихтами, держа в правой руке бензопилу, а в левой насос для распрыскивания жидких удобрений и сгибаясь под тяжестью пятигаллонного бака с этой отравой, висящего у него за спиной. А по вечерам он будет, как лось во время гона, тяжело дыша, бегать за Реджиной и другими девчонками, которые уже знают, что всю жизнь проработают в отделе заказов лесопитомника Робертсона…
— Мы научились тому, что многие достижения невозможно измерить холодными цифрами. Эти добродетели не выразишь в графиках доходности и платежеспособности…
…Реджина… она же дура дурой, и тем не менее входит в «крутую» компанию — ту самую компанию, которая презирает Шарлотту Симмонс уже за одно то, что она вся из себя такая правильная, так любит учиться, не просто получает хорошие оценки, но и радуется этому, да к тому же не пьет, не курит ни сигарет, ни травы, не ездит вместе с ними на ночные гонки по шоссе 21, не говорит направо и налево «мать его…» и «пошло все на..», не дает никому возможности… да, в первую очередь все дело в том, что она никому не дает… Именно это нежелание «давать» и является главным раздражающим фактором, настроившим против нее большую часть класса..
— Мы осознали, что, действуя вместе, можно добиться гораздо большего, чем по отдельности, и…
Но почему Шарлотте должно быть от этого больно? Нет для этого никаких причин. И все таки — больно и обидно!.. Если бы все эти взрослые, которые с обожанием смотрят на нее, знали, что думают о ней соученики — да-да, те самые бывшие старшеклассники, так называемые друзья, якобы от имени которых ей и поручено выступить! Если бы они только знали, насколько тяжелее ей говорить, когда она видит перед собой эти равнодушные к ней и ко всему происходящему лица между зелеными мантиями и шапочками… Ну почему, почему человек становится изгоем лишь за то, что он не тупой и не тратит время на какие-то дурацкие и бессмысленные вещи?
— …Стоит большего, чем усилия двадцати человек, действующих в своих собственных интересах…
…А теперь Чаннинг еще и зевает — зевает прямо ей в лицо! На Шарлотту накатила волна гнева. Да пусть думают, что хотят! Она-то знает, что она, Шарлотта Симмонс, на голову выше любого из них. У нее нет с ними ничего общего, за исключением того, что ее тоже угораздило родиться в Спарте. Но больше она их никогда не увидит… В Дьюпонте она встретит других людей — похожих на нее, живущих полноценной интеллектуальной жизнью, способных заглянуть в будущее гораздо дальше, чем до ближайших выходных…
