— Друзей или подруг?
— Своих подруг, соседок. Мы вместе живем в общежитии в Малом дворе.
— Ну, тогда мое дело не безнадежно. Слушай, а может, пока ты их не нашла, потанцуешь со мной?
От этой мысли Шарлотту бросило в дрожь. Она ведь практически совершенно не умела танцевать. Единственным освоенным ею танцем была кадриль, разученная в городском клубе в Спарте. Тем не менее не столько умом, сколько каким-то шестым чувством девушка поняла, что даже несколько минут, проведенных вместе с этим красавцем, резко поднимут ее статус в глазах окружающих и по крайней мере обеспечат ей возможность в дальнейшем с достоинством ретироваться из душного зала.
Наконец она медленно, словно преодолевая внутреннее сопротивление, кивнула и тихим голоском сказала:
— Ладно.
— Класс! — воскликнул парень, снова шлепая Шарлотту ладонью по руке.
Он опять отхлебнул из своего стакана, который держал в руке, а свободной рукой тем временем сначала потащил ее за собой, а затем стал проталкивать в нужном направлении. Его ладонь просто жгла спину Шарлотты, но она пыталась убедить себя в том, что кавалер просто помогает ей пробраться сквозь толпу, разве нет? Задача действительно оказалась нелегкая. Народу в зале было столько, что порой им приходилось просто протискиваться между плотными рядами людей. Жара стояла невыносимая, и Шарлотта с ужасом поняла, что ее спина в том месте, где лежит ладонь парня, покрывается потом. Вой и грохот музыки все усиливались по мере того, как они продвигались к цели. Шарлотте казалось, что ее грудная клетка вздрагивает в такт басам и ударным.
Шаг за шагом они пробивались туда, где еще ярче и сильнее мелькали огни стробоскопов и цветомузыкальной установки. Среди этого не то моря, не то болота из рубашек, футболок, жакетов, трикотажных безрукавок, топиков на бретельках и почти прозрачных топов из тонкого шелка они наткнулись на низкорослого упитанного парня в синей рубашке и шортах-хаки с большим пластиковым стаканом в руке. Он хитро глянул на них и заорал:
— Ну и как оно, Хойто?
— Привет, Бу! Сам-то как? — откликнулся спутник Шарлотты.
Вместо того, чтобы продолжить столь содержательный разговор, толстячок, который был уже более чем навеселе, перевел взгляд на Шарлотту и, разинув пасть, изобразил на пьяной физиономии восхищение.
— Вот, осматриваем достопримечательности клуба! — прокричал спутник Шарлотты, убирая руку с ее спины и обнимая за талию. — Бу, ты знаком с… — На мгновение замявшись, он повернулся к Шарлотте и решил подойти к делу по-другому. — Познакомься, это Бу! — сказал он, слегка прижимая девушку к себе.
Толстячок хмыкнул, почему-то посмотрел на часы и со значением сказал:
— Ну ладно, Хойто, семь минут, время пошло!
Шарлотта подняла голову:
— Что это он имеет в виду — какие семь минут, и почему время пошло?
«Отлично. Она, оказывается, не в курсе». Ее спутник несколько раз резко, наподобие семафора, махнул рукой с зажатым в ней стаканом и наконец подыскал подходящий ответ:
— Да Бу просто упился. — Поняв, что эта версия срабатывает, он добавил: — Больше меня выхлебал.
Через каждые несколько шагов до них долетал очередной приветственный возглас: «Хойт!», «Хойто!», «Хойтмен!» или еще какая-нибудь вариация имени Хойт. Девушка поймала себя на том, что все время смотрит на своего спутника снизу вверх и улыбается — не столько от удовольствия, сколько оттого, что ей подсознательно хочется, чтобы все окружающие видели: ей, Шарлотте Симмонс, удалось познакомиться с этим явно чрезвычайно популярным парнем, который даже держит руку на ее спине.
Откуда-то из глубины толпы шагнул здоровенный парень в рубашке-поло, едва сходившейся на мощных плечах, который спросил спутника Шарлотты:
— Здорово, Хойстер! Где бухло-то взял?
— Какое еще бухло? Я и не бухаю вовсе, — сказал Хойт. — Смотри: это вода — Он опустил и даже наклонил стакан в руке, демонстрируя, что там действительно самая обыкновенная вода. Шарлотта вздохнула с большим облегчением.
— Оч-чень инт-тер-рес-сно, — прокомментировал здоровяк, явно изображая какой-то иностранный акцент. — Знач-чит, сег-год-дня у нас… снежный человек на комете прилетел.
Хойт потряс головой.
— Иди ты, Харрисон! Что ты гонишь?
В ответ Харрисон приложил указательный палец к верхней губе, раздул ноздри, несколько раз со свистом втянул воздух и многозначительно хмыкнул.
Наконец они вплотную подошли к тому месту, где в мелькающем свете дергались бледные лица. Перед глазами Шарлотты возникали в ритме музыки вскинутые руки — целая толпа народа танцевала на большой застекленной террасе. На улице было темно, и стекла отражали все происходящее внутри помещения, почти как зеркала. Пульсирующие лучи дискотечных прожекторов и стробоскопов разбегались от террасы куда-то в бесконечность, и казалось, что осветительные приборы установлены не только внутри, но и снаружи, на аллее Лэддинг. Музыка здесь звучала так громко, что было больно ушам. Огромное количество бледных фигур дергалось и мелькало какими-то кусочками, как будто их разрезали на части. Пятеро черных музыкантов, так же, как и все остальные, беспрерывно дергались, мелькали и обливались потом. Худой скелетообразный солист с косичками-дредами запрокинул голову и поднес микрофон так близко к губам, словно собирался сожрать его. И он тоже дергался и мелькал в рваном ритме световых лучей, при этом вопя что-то совершенно нечленораздельное: «Мэкин'н'джекин! Мэкин'н'джекин!» Позади группы у стены стоял высокий стол, на котором танцевала пара. Их лица то освещались, то пропадали в темноте, их руки крутились и мотались, а ноги ритмично переступали — свет, тень, свет, тень, кусочки, кусочки, кусочки тел, но даже в этом неверном освещении было видно, что они танцуют, прижавшись друг к другу животами. Как бы оба ни вихляли бедрами, какие бы части тел у них ни высвечивались, — низ живота парня был все время прижат к лобку девушки. Джинсы на ней сидели так низко на бедрах, что, когда девица изгибалась, можно было видеть начало расщелинки между потными ягодицами. Восторженные вопли столпившихся вокруг стола парней временами даже перекрывали грохот музыки. Шарлотта оглянулась. Хойт стоял неподвижно, но в мелькающем свете казалось, что его тело бьет дрожь. Шарлотта обнаружила, что и ее руки выглядят так же. Постепенно ее глаза привыкли к этому световому эффекту, и девушка смогла разглядеть, что точно так же танцуют и все пары, собравшиеся здесь, на террасе: прижавшись лобком к лобку. Она не могла поверить своим глазам! Они просто-напросто изображают… половой акт! Прямо при всех, в открытую. Неожиданно она вспомнила скользкую фразу Реджины: «потереться всухую». Да здесь партнеры действительно прижимаются друг к другу гениталиями! А некоторые девчонки даже повернулись спиной к парням и выгнулись так, чтобы те могли изобразить «трах-трах-трах» сзади, как это делают животные — как собаки на заднем дворе!
Хойт снова приобнял ее, притянул к себе и, наклонившись очень близко, прокричал в ухо:
