Когда Аттилий проехал под длинным сводом Везувиевых врат, солнечные часы показывали девятый час. Цокот копыт по камню эхом отдавался от стен: можно было подумать, будто едет целый кавалерийский отряд. Таможенник высунул голову из своей будки — глянуть, что происходит, — зевнул и отвернулся.
Акварий никогда не был особо искусным наездником. Впрочем, сейчас он был рад, что едет верхом. Это позволяло ему смотреть на подчиненных сверху вниз, а он нуждался в любом, даже малейшем преимуществе. Когда он рысью подъехал к Бребиксу и его людям, им пришлось щуриться и прикрывать глаза от солнца, чтобы посмотреть на него.
— Мы поедем вдоль акведука в сторону Везувия, — сказал инженер. Тут его лошадь вздумала развернуться, и Аттилию пришлось крикнуть уже через плечо: — И пошевеливайтесь! Я хочу добраться до места до темноты!
— До какого места? — поинтересовался Бребикс.
— Пока не знаю. Когда доберемся — все увидим.
От этой неопределенности рабочие занервничали — и, в общем, трудно было их за это упрекать. Аттилию и самому очень хотелось знать, куда же он направляется. Чертов Муса! Акварий наконец-то совладал с лошадью и развернул ее прочь от ворот. Он приподнялся в седле, посмотреть, куда идет дорога после некрополя. Оказалось, что она прямо, не петляя, уходит в сторону горы, через аккуратные прямоугольники полей и оливковых рощ, отделенных друг от дружки канавами и невысокими каменными оградами. Земля, которую десятилетия назад отдали отслужившим свой срок легионерам. Особого движения на дороге не отмечалось. Так, какая-то повозка, пара пешеходов, да и все. И никакого облачка пыли, которое могло бы свидетельствовать оприближении скачущего галопом всадника. Чтоб ему пусто было!
— Ребятам не очень-то хочется оставаться рядом с Везувием ночью, — сказал Бребикс.
— А почему, собственно?
— Из-за великанов! — выкрикнул кто-то из рабочих.
— Там видели великанов, акварий, — почти виновато произнес Бребикс, — ростом выше любого человека. Они бродят по земле днем и ночью. Иногда путешествуют по воздуху. Их голоса похожи на раскаты грома.
— А может, это и есть раскаты грома? — возразил Аттилий. — Такую возможность ты не рассматривал? Гром бывает и без дождя.
— Да, но этот гром доносится не с неба. Он идет по земле. Или даже из-под земли.
— Так вот почему вы пили? — Аттилий заставил себя рассмеяться. — Потому, что боитесь оказаться ночью за городскими стенами? Бребикс, ты же был гладиатором! Хорошо, что мне никогда не доводилось ставить на тебя! Неужто твои люди не годятся ни на что, кроме как играть со слепым мальчишкой?
Бребикс начал было оправдываться, но Аттилий обратился к рабочим через его голову:
— Я просил вашего хозяина, чтобы он дал мне мужчин, а не баб! Хватит болтать! Нам нужно до темноты пройти пять миль. А может, и десять. Все, гоните волов вперед и следуйте за мной.
Он пнул коня пятками, и тот зарысил по дороге. Аттилий проехал по обсаженному деревьями проходу между могилами. На некоторых лежали цветы и еда — приношения в честь празднества Вулкана. В тени кипарисов сидели несколько человек. Черные ящерки сновали по каменным надгробиям, словно расходящиеся трещины. Аттилий не оглядывался. Он был уверен, что рабочие следуют за ним. Он достаточно их взбодрил. А кроме того, они боятся Амплиата.
На краю кладбища он натянул поводья и подождал, пока не услышал стук колес по камням. Повозки у них были самые примитивные, крестьянские: оси у них поворачивались вместе с колесами, а колеса представляли собою круглые спилы бревен примерно в фут высотой. Их грохот, должно быть, слыхать за милю. Сперва мимо аквария проследовали волы; они плелись, опустив головы, и каждую упряжку вел погонщик с палкой. За ними тянулись неуклюжие повозки. Замыкали процессию рабочие. Аттилий пересчитал их. Все были на месте, включая Бребикса. Вдоль дороги тянулись установленные через каждые сто шагов каменные вехи акведука — тянулись и исчезали вдали. Между ними располагались круглые каменные крышки люков, через которые можно было попасть в туннель. При виде этой четкой, размеренной картины к акварию на миг вернулась уверенность. По крайней мере, он знал, как все это работает.
Аттилий пришпорил коня.
Час спустя, когда послеполуденное солнце опустилось к водам залива, они одолели половину пути через равнину. Потрескавшиеся от зноя узкие поля перемежались высохшими канавами. Позади исчезали в пыли стены цвета охры и сторожевые башни Помпей. А нить акведука неуклонно и неумолимо вела их вперед, к сине-зеленой пирамиде Везувия, высящейся над окрестностями.
Ноrа Duodecimo
[18.47]
Хотя камень чрезвычайно устойчив к сжатию, он неустойчив к давлению (максимальная сила, которую он способен выдержать, примерно равна 1,5 на 107 бар). Таким образом, давление остывающей и пузырящейся магмы легко превышает прочность камней, покрывающих резервуар сверху. И если это происходит до того, как магма затвердеет, извержение неизбежно.
«Вулканы: планетарная перспектива»
Плиний на протяжении всего дня наблюдал за тем, с какой частотой повторяется дрожь. Точнее сказать, это делал за него его секретарь, Алексион. Сам префект сидел за столом в библиотеке, вооружившись водяными часами и чашей с вином.
Праздник никак не повлиял на распорядок дня командующего флотом. Плиний работал ежедневно. Он лишь раз, ближе к середине утра, оторвался от чтения и диктовки, чтобы попрощаться с гостями. Плиний даже проводил их в порт. Луций Помпониан и Ливия отправлялись на своем скромном судне в Стабии, на другую сторону залива; они пообещали прихватить с собой Ректину и довезти ее в Геркуланум, на виллу Кальпурния. Педий Кассий отплывал на собственной либурне в Рим, на совещание с императором. Добрые старые друзья! Плиний сердечно обнял их всех. Помпониан мог валять дурака, сколько ему угодно, но его отец, великий Помпониан Секунд, был покровителем Плиния, и префект считал, что он в долгу перед этим семейством. Что же касается Педия и Ректины, они всегда относились к нему с безграничным великодушием и щедростью. Если бы не возможность пользоваться их библиотекой, ему очень трудно было бы, покинув Рим, завершить свою «Естественную историю».
Перед тем как взойти на корабль, Педий взял адмирала за руку:
— Плиний, я не стал говорить об этом раньше — но ты уверен, что с твоим здоровьем все в порядке?
— Разжирел, только и всего, — пропыхтел Плиний.
— А что говорят твои врачи?
— Врачи? Чтобы я подпустил к себе этих обманщиков-греков? Врачи — единственные, кому позволено безнаказанно сводить людей в могилу.
— Но ты выглядишь... твое сердце...
— «При болезнях сердца единственная надежда на облегчение заключена в вине — в том не может быть сомнений». Тебе стоило бы почитать мои книги. А это, милый мой Педий, то лекарство, которое я вполне способен прописать себе сам.
