Они вступили в узкую долину между двумя возвышенностями. Слева высился Везувий, справа стеной вздымались скалы Апеннин. Дорога и акведук снова разошлись, и путники двинулись по тропе, идущей вдоль Августы — каменная веха, люк, веха, люк, и так раз за разом — через древние оливковые и лимонные рощи, под кронами которых уже начала сгущаться темнота. В сумерках слышно было лишь громыхание повозок да изредка — блеяние коз и звяканье колокольчиков.
Аттилий продолжал присматриваться к акведуку. Вода хлестала из смотровых люков, и это был зловещий признак. Если напора хватило, чтобы снести тяжелые крышки люков, то он должен быть воистину силен. А это, в свою очередь, заставляло предположить, что в водоводе образовалась очень массивная пробка — иначе вода просто снесла бы ее. Ну где же Коракс и Муса?
Тут со стороны Везувия донеся оглушительный грохот, напоминающий раскат грома. Казалось, будто он прокатился мимо путников и гулким эхом отразился от скал. Земля вздрогнула. Волы, испугавшись, попытались броситься прочь от этого грохота и поволокли Аттилия за собой. Аттилий уперся изо всех сил, но в тот самый миг, как ему все-таки удалось остановить волов, раздался пронзительный вопль одного из рабочих:
— Великаны!
И действительно, впереди словно из-под земли появились какие-то огромные, призрачные белые существа, — как будто крыша Гадеса раскололась, и духи мертвых устремились в небо. Даже у Аттилия волосы встали дыбом. Но тут Бребикс расхохотался:
— Болваны! Да это же всего лишь птицы! Вы что, не видите?
И вправду, птичья стая — какие-то большущие птицы, фламинго, что ли? — взмыла в небо, словно огромная простыня, потом нырнула вниз и снова исчезла из виду. Фламинго, подумал Аттилий. Водяные птицы.
Тут он увидел вдалеке двоих людей. Они подпрыгивали и махали руками.
Даже сам Нерон, потратив на это целый год, не получил бы лучшего рукотворного озера, чем то, которое Августа создала за каких-нибудь полтора дня. Под напором прибывающей с севера воды озеро уже сделалось трех-четырех футов в глубину. Поверхность озера мягко поблескивала в сумерках; местами ее нарушали островки — темная листва наполовину ушедших под воду олив. Между островками сновали водоплавающие птицы; вдали виднелись фламинго.
Рабочие не стали даже останавливаться и спрашивать разрешения. Они скинули туники и голышом помчались вперед; загорелые тела и белые ягодицы придавали им сходство с каким-то диковинным стадом антилоп, устремившихся на вечерний водопой и купание. До Аттилия, разговаривающего с Мусой и Корвинием, донеслись вопли и плеск. Ладно, пусть порадуются, пока есть такая возможность. Тем более что на аквария свалилась новая загадка, требующая обдумывания.
Коракс исчез.
По словам Мусы, они с надсмотрщиком обнаружили это озеро через два часа после выезда из Помпей — то есть около полудня. Все было именно так, как предрекал Аттилий: подобное наводнение сложно было не заметить. Наскоро осмотрев место прорыва, Коракс снова сел на коня и отправился обратно в Помпеи, чтобы доложить, как и было договорено, о масштабах аварии.
Аттилий мрачно поджал губы.
— Но это же было семь-восемь часов назад! — Он никак не мог в это поверить. — Муса, скажи честно, что произошло на самом деле?
— Акварий, клянусь, я говорю чистую правду! — На лице Мусы читалось неподдельное беспокойство. — Я думал, что он вернется вместе с вами. Должно быть, с ним что-то случилось!
Муса и Корвиний развели неподалеку от открытого люка костер — не для того, чтобы греться, поскольку воздух до сих пор дышал зноем, а чтобы чувствовать себя увереннее. Собранные ими дрова были сухими, словно трут, и костер ярко пылал в темноте, посылая в небо вместе с дымом снопы искр. Огромные белесые ночные бабочки смешивались с хлопьями пепла.
— Может, мы с ним как-то разминулись?
Аттилий оглянулся и попытался разглядеть что-нибудь через сгущающуюся тьму. Но он сразу же понял, что этого быть не могло. Да и в любом случае, всадник — даже если бы он поехал другим путем — прекрасно успел бы добраться до Помпей, обнаружить, что они уже отбыли, и нагнать их.
— Чушь какая-то. И кроме того, я распорядился, чтобы сообщение доставил ты, а не Коракс.
— Да.
— Ну и?
— Он захотел сам съездить за тобой.
«Он удрал», — подумал Аттилий. Это казалось самым правдоподобным объяснением. Он и его приятель Экзомний — они оба удрали.
— Это место... — сказал Муса, озираясь. — Честно тебе скажу, Марк Аттилий, — от него у меня мурашки бегут по спине. А этот шум... Вы его слыхали?
— Конечно, слыхали. Его наверняка было слышно и в Неаполе.
— Я посмотрю, что ты скажешь, когда увидишь главный водовод!
Аттилий сходил к повозкам и взял факел. Потом вернулся и сунул его в костер. Факел мгновенно вспыхнул. Аттилий, Муса и Корвиний собрались у отверстия в земле, и Аттилий снова ощутил запах серы.
— Принеси-ка мне веревку, — велел он Мусе. — Они лежат вместе с инструментами.
Он взглянул на Корвиния:
— Ну, а у тебя как все прошло. Вы закрыли заслонки?
— Да, акварий. Нам пришлось поспорить со жрецом, но Бекко его убедил.
— И когда вы их закрыли?
— В семь часов.
Аттилий потер виски, пытаясь заставить голову работать. Так, через пару часов уровень воды в затопленном туннеле должен начать падать. Но если он прямо сейчас, сию минуту не отправит Корвиния обратно в Абеллин, Бекко, следуя его указаниям, подождет двенадцать часов и в шестую ночную стражу снова пустит воду. Времени впритык. Они не управятся.
Муса вернулся, и Амплиат передал факел ему. Сам же он обвязался веревкой и уселся на край открытого люка.
— Тезей в лабиринте, — пробормотал он. — Что?
— Нет, ничего. Просто постарайся не упустить другой конец веревки — уж будь так добр.
«Три фута — слой земли, — подумал Аттилий, — плюс два фута — толщина кладки и плюс еще шесть — высота туннеля. Всего одиннадцать. Да, лучше бы мне приземлиться удачно». Он развернулся, соскользнул в люк, уцепился за край и так завис на мгновение. Сколько раз ему уже приходилось проделывать нечто подобное? И все же за десять с лишним лет Аттилий так и не изжил страха, охватывающего его всякий раз, когда он оказывался под землей. Он никогда и никому не рассказывал об этом страхе — даже отцу. В особенности — отцу. Это была его тайна. Аттилий зажмурился и разжал пальцы; он приземлился на полусогнутые ноги, чтобы смягчить удар. На миг присел, потом восстановил равновесие — в нос ему тут же ударила вонь серы, — потом осторожно вытянул руки, пытаясь что-либо нащупать. Туннель был всего три фута в ширину. Аттилий почувствовал под пальцами пыль. Он открыл глаза. Темно. Как будто он их и не открывал. Аттилий отступил на шаг и крикнул Мусе: — Кинь мне факел!
В полете пламя затрепетало, и на мгновение Аттилий испугался, что факел сейчас погаснет; но, когда инженер подобрал его, тот вспыхнул снова, осветив стены. Нижняя часть стен была покрыта коркой извести, осевшей за долгие годы. Из-за нее стена напоминала скорее пещеру, нежели что-то рукотворное, и Аттилий подумал: как быстро Природа возвращает себе потерянное! Кирпичные стены крошатся под воздействием дождя и мороза, дороги зарастают, акведуки засоряются — посредством той самой воды, для переноса которой их и строят. Цивилизация — это непрерывная война, которую человек обречен постоянно проигрывать. Аттилий поскреб отложения ногтем. Еще одно свидетельство лени Экзомния. Слой извести был толщиной с палец. А ее полагается соскребать раз в два года. На этом же участке профилактические работы не проводились самое меньшее десять лет.
