— Адмирал Горацио?
— Да, адмирал Горацио, виконт Нельсон, он же герцог Бронти. У него была душа титана, доблесть рыцаря и мужество паладина старых времен. Ему была вручена вся мощь Англии, ему подчинялись все ее корабли, по его воле гром пушек раскатывался над морями и океанами.
— Конечно, он великий человек, но ведь я, Шерли, совсем не воинственен, и все же душа у меня беспокойная. Я так и горю днем и ночью, к чему-то рвусь, чего-то хочу, а чего — сам не знаю… действовать… жить… может быть, даже страдать…
— Генри, это твой разум не дает тебе покоя! Он сильнее и старше твоего тела, он томится в нем, как в тюрьме, плоть стесняет его, как оковы. Но он еще вырвется на волю! Прилежно учись, но не только по книгам, — изучай жизнь. Ты любишь природу, — люби же ее без страха! Будь терпелив, твое время еще придет. Ты не станешь солдатом или моряком, но, если будешь жив, ты станешь писателем, а может быть, и поэтом, Генри, — это я тебе предсказываю.
— Писателем? О, луч, луч света во тьме! Я буду, я буду писателем. Я напишу книгу и посвящу ее тебе.
— Ты напишешь ее, чтобы свободно излить свою душу. Но, Боже мой, я говорю о том, чего сама почти не понимаю! Так можно договориться Бог знает до чего. Лучше ешь, Генри, вот тебе поджаренная овсяная лепешка.
— С удовольствием! — послышался голос за окном. — Узнаю знакомый запах! Мисс Килдар, можно мне войти и принять участие в трапезе?
— Мистер Холл?
Действительно, это оказался мистер Холл и с ним Луи Мур, — оба только что вернулись с прогулки.
— В столовой приготовлен порядочный завтрак для порядочных людей, ступайте туда и садитесь за стол со всеми. Но если у вас дурной вкус и вы предпочитаете дурное общество — идите сюда и присоединяйтесь к нам.
— Мне нравится запах, а потому я вверяю себя своему носу, пусть он меня ведет! — ответил мистер Холл, входя вместе с Луи Муром в комнату. Последний тотчас заметил выдвинутые ящики.
— Разбойники! — воскликнул он. — Генри, за такие дела угощают линейкой по пальцам.
— Вот и угостите Шерли и Каролину, это их работа! — возразил мальчик, не очень-то заботясь об истине: его занимало, что теперь ответит учитель.
— Предатель! Лгунишка! — дружно воскликнули девушки. — Мы ничего не трогали! Разве только из похвальной любознательности…
— Вот именно, — проговорил Луи, улыбаясь, что с ним случалось не часто. — И что же вам открыла «похвальная любознательность»?
Тут он увидел, что внутренний ящик конторки пуст.
— Вы нашли… — начал он. — Кто взял их?
— Вот, вот они! — поспешила сказать Каролина, возвращая на прежнее место пачку тетрадей. Луи Мур задвинул ящик и запер его маленьким ключиком, висевшим у него на часовой цепочке. Потом он уложил остальные бумаги, задвинул все ящики и сел, не говоря ни слова.
— А я-то надеялся, что вы этого так не оставите, — лукаво протянул Генри. — Они обе заслуживают наказания!
— Пусть их накажет собственная совесть.
— Совесть обвиняет их в предумышленном и обдуманном преступлении. Если бы не я, они поступили бы с вашим портфелем точно так же, как со столом, но я предупредил их, что портфель заперт.
— Хотите с нами позавтракать? — вмешалась Шерли, обращаясь к Луи Муру и явно стараясь изменить тему разговора.
— Охотно, если позволите.
— Но вам придется довольствоваться парным молоком и йоркширской овсяной лепешкой.
— Va — pour le lait frais,
[120]
- согласился Луи Мур. — А что касается овсяной лепешки… — Тут он сделал выразительную гримасу.
— Мистер Мур их не ест, — объяснил Генри. — Он считает, что это просто отруби на прокисших дрожжах.
— Так и быть, дадим ему в виде исключения сушек, но на большее пусть не рассчитывает.
Хозяйка дома позвонила и передала служанке скромный заказ, который был тотчас выполнен. Она сама разлила молоко и раздала лепешки гостям, собравшимся тесным кружком возле маленького камина, где ярко пылал огонь. Затем она взяла на себя роль «хлебодара» и, встав на колени на мохнатый коврик перед камином, принялась ловко поджаривать на вилке лепешки.
Мистер Холл, который обожал всякие, даже самые скромные новшества, казалось, был в превосходном настроении. Жесткая овсяная лепешка казалась ему манной небесной. Он заразительно смеялся и не переставая говорил то с Каролиной, которую усадил рядом с собой, то с Шерли, то с Луи Муром. Мур тоже развеселился. Правда, он смеялся лишь изредка, зато с самым важным видом изрезал забавнейшие вещи. Серьезные фразы с неожиданными оборотами и свежими, меткими образами легко слетали с его уст. Наконец-то он проявил себя, как говаривал мистер Холл, превосходным собеседником!
Каролина слушала и удивлялась не столько тому, что он говорит, сколько его полнейшему самообладанию и уверенности. Казалось, никто из присутствующих его не стеснял и не смущал, ничто не внушало ему опасения, что вот сейчас его одернут, оскорбят, обидят. А ведь мисс Килдар, холодная и надменная мисс Килдар, стояла перед камином на коленях почти у самых его ног!
Но Шерли тоже утратила всю свою холодность и надменность, по крайней мере на время. Казалось, она не замечала унизительности своей позы, а если и замечала, то, по-видимому, эта поза ей даже нравилась. Ее гордость ничуть не была уязвлена тем, что в кругу гостей, которым она добровольно прислуживала, находится учитель ее кузена; она не оскорблялась, когда, обнося молоком и лепешками всех присутствующих, ей приходилось подавать и гувернеру. И Мур принимал свою чашку из ее рук так же спокойно, как если бы он и Шерли были равны.
— Вы перегрелись у огня, — заметил он через некоторое время. Позвольте, я вас заменю.
Он уверенно и властно протянул руку за вилкой, и Шерли покорно отдала ее, не воспротивившись и не поблагодарив.
— Мне бы хотелось посмотреть ваши рисунки, Луи, — сказала Каролина, когда роскошный завтрак подошел к концу. — Хотите взглянуть на них, мистер Холл?
— Извольте, но только ради вас. Что же до меня лично, то я его художествами сыт по горло. Хватит с меня того, что было в Камберленде и Вестморленде. Сколько раз нам приходилось тогда мокнуть в горах только из-за того, что он не соглашался сложить свой походный стул и продолжал зарисовывать дождевые тучи, густеющий туман, лучи солнца, пробившиеся сквозь облака, и прочее, и тому подобное!
— Вот ваш портфель, — проговорил Генри, протягивая одной рукой портфель, а другой опираясь на костыль.
Луи Мур взял портфель, но не стал его открывать, словно ожидая еще чьей-то просьбы. Казалось, он хотел, чтобы гордая Шерли тоже проявила интерес к его рисункам.
— Он нарочно заставляет нас ждать, чтобы возбудить наше любопытство, наконец проговорила она.
