— Это всеми уважаемый богатый человек. Отказывать ему — слишком большая самонадеянность с вашей стороны!
— И все же я ему решительно отказываю. И прошу вас больше не говорить об этом, — я не желаю о нем слышать!
— Вы что, вообще не собираетесь замуж? Хотите остаться старой девой?
— Кто вам дал право задавать мне такие вопросы?
— Простите, но, может быть, вы ждете принца или еще какого-нибудь знатного вельможу?
— Вряд ли найдется принц, которому я отдала бы свою руку.
— И того не легче! Если бы это было у вас в роду, я бы подумал, что вы просто не в себе. Ваши причуды и спесь граничат с безумием!
— Возможно. Если бы вы мне позволили договорить, вы бы, наверное, убедились в этом окончательно.
— Я ничего другого и не ждал! Невозможная, сумасбродная девчонка! Подумайте, о чем вы говорите! Надеюсь, вы не опозорите наше имя неравным браком?
— Наше имя? Разве мое имя Симпсон?
— И слава Богу, что нет. Но берегитесь! Со мной шутки плохи!
— А что вы мне сделаете, даже если мой выбор вам не понравится? Разве закон и здравый смысл на вашей стороне?
— Одумайтесь! Поостерегитесь! — заклинал мистер Симпсон дрожащим голосом, грозя Шерли пальцем.
— Чего мне остерегаться? Ведь у вас нет надо мной никакой власти! Чего я должна бояться?
— Будьте осторожны, говорю вам!
— О, я буду очень осторожна, мистер Симпсон. Я выйду замуж только за того, кто достоин уважения, восхищения и — любви.
— Совершеннейшая чепуха! Женщине не пристало так говорить.
— Да, любви! Сначала я должна полюбить всем сердцем. Знаю, для вас я говорю на неведомом языке, но мне безразлично, поймете вы меня или не поймете.
— А если вы влюбитесь в какого-нибудь бродягу-побирушку?
— Я никогда не полюблю побирушку. Попрошайничество не заслуживает уважения.
— А если это будет какой-нибудь писаришка, актеришка, театральный сочинитель или — не дай Бог!..
— Смелее, мистер Симпсон! Или — не дай Бог! — кто?
— Жалкий бумагомаратель или какой-нибудь плаксивый художник-голодранец…
— Плаксы и жалкие голодранцы не в моем вкусе. Что же до литераторов и художников, то они мне по душе. Тем более не понимаю, что может быть общего между мной и Фоутропом Уинном! Он не способен нацарапать простой записки без ошибок, читает только спортивные газеты, — более тупого олуха еще не было в школах Стилбро!
— Боже, и это говорит женщина! — простонал мистер Симпсон, возводя очи горе и всплескивая руками. — Боже правый, до чего она еще дойдет?!
— Во всяком случае, не до алтаря об руку с Сэмом Уинном!
— До чего она дойдет?! Зачем нет у нас более строгих законов, чтобы я мог заставить ее прислушаться к голосу разума!
— Утешьтесь, дядя. Даже если бы в Англии были крепостные, а вы были царем, все равно вам не удалось бы заставить меня согласиться на этот брак. Я сама напишу мистеру Уинну. Можете об этом деле больше не беспокоиться.
* * *
Говорят, что судьба изменчива, однако порой, словно из каприза, она начинает упорствовать, и тогда события повторяются с досадным постоянством.
Оказалось, что будущее мисс Килдар, — или будущее ее состояния, взволновало в те дни всю округу и заинтересовало людей, от которых Шерли этого никак не ожидала. Вслед за предложением мистера Уинна последовало не менее трех новых, и все более или менее приемлемые. Каждый раз мистер Симпсон настаивал, чтобы она сделала выбор, и каждый раз Шерли отказывала женихам. А между тем это были люди весьма достойные и весьма состоятельные. Теперь уже не только дядя, но и многие другие спрашивали Шерли, чего она, собственно, хочет, какого принца ждет и откуда у нее вдруг такая разборчивость.
Наконец сплетники решили, что им удалось найти ключ к загадке. Дядя тотчас поверил слухам. Кроме того, одно событие показало ему племянницу в совершенно ином свете, и его отношение к ней полностью изменилось.
Им обоим давно уже было тесно под одной крышей, — даже сладкоречивая тетушка не могла их примирить, а сестры Симпсон буквально холодели при каждой новой стычке. Теперь Гертруда и Изабелла часами шептались у себя в спальне; когда же им случалось остаться лицом к лицу со своей дерзкой кузиной, обе начинали дрожать от страха. Но вскоре, как уже было сказано, произошло событие, которое все изменило: мистер Симпсон утихомирился, и семейство его тоже успокоилось.
Мы уже упоминали о поместье Наннли, о его старой церкви и монастырских развалинах среди леса. Здесь также был свой господский дом, который назывался Прайори — «Аббатство», дом старый, обширный и поистине благородный. Ни Брайерфилд, ни Уинбери не могли похвастаться таким домом, а тем более таким хозяином, ибо владелец этой усадьбы был настоящий баронет. Впрочем, в течение ряда лет владельцем он был только юридически, потому что до сих пор жил где-то в отдаленном графстве и в йоркширской усадьбе его просто не знали.
Мисс Килдар познакомилась с сэром Филиппом Наннли на модном курорте Клифбридж, где она отдыхала с семейством Симпсонов. Они часто встречались то на купанье, то на прибрежных скалах, а иногда и на местных балах. Сэр Филипп казался человеком одиноким, и в обращении он был настолько прост, что порой выглядел даже нелюбезным. Скорее застенчивый, нежели гордый, он никогда не снисходил до своих новых знакомых, а, наоборот, явно радовался каждой новой встрече.
С людьми без претензий Шерли завязывала дружбу легко и быстро. С сэром Филиппом они прогуливались, беседовали, иногда, пригласив кузин и тетку, катались на его яхте. Он ей нравился своей скромностью и добротой, и Шерли искренне радовалась, когда ей удавалось его развеселить.
В их дружбе, впрочем, было одно темное пятнышко, — но какая же дружба обходится без них? Сэр Филипп увлекался литературой и сам сочинял поэмы, сонеты, баллады и стансы. Мисс Килдар находила, что он, пожалуй, слишком любит читать и декламировать свои сочинения. Вернее, ей просто хотелось, чтобы рифмы в его стихах были благозвучнее, размер — музыкальнее, метафоры посвежее и вообще чтобы в них было больше вдохновения и огня. Во всяком случае, когда сэр Филипп заводил речь о своих стихах, Шерли морщилась и старалась по возможности отвлечь его от этой темы.
Он же, казалось, только для того и приглашал Шерли прогуляться при лунном свете, чтобы заставить ее выслушать длиннейшую из своих баллад. Для этого он уводил ее подальше, к какой-нибудь уединенной деревенской скамье, куда еле доносился тихий шелест волн на песчаном пляже, извлекал целую кучу своих последних сочинений и читал их все подряд дрожащим от волнения голосом. Перед ними расстилалось море, вокруг была благоуханная тень садов, а позади стеной возвышались утесы, так что Шерли просто некуда было скрыться. Сэр Филипп, по-видимому, не догадывался, что в стихах его, хоть и рифмованных, не было ни на грош поэзии. Зато Шерли, судя по ее потупленному взору и недовольному лицу, прекрасно это понимала и от души сожалела о том, что столь милый и добрый человек страдает подобным недугом.
