— Вот что, дети, — сказал он. — Если это еще раз повторится, одному из вас придется покинуть мой дом. Я не желаю терпеть у себя в доме раздоров Каина с Авелем.
Только после этого Мартин позволил себя увести. Ему основательно досталось, — ведь он был моложе и слабее, но в душе Мартин был совершенно спокоен и ничуть не сердился. Он даже улыбался, радуясь, что самая трудная задача уже решена.
Все же в то утро было одно мгновение, когда Мартин заколебался. «Стоит ли беспокоиться из-за этой Каролины?» — подумал он. Однако четверть часа спустя он снова зашел в столовую, чтобы взглянуть на портрет девушки с распущенными волосами и глазами, полными отчаяния.
— Ладно! — проговорил он про себя. — Я заставил ее трепетать, плакать, едва не довел до обморока. Теперь я заставлю ее улыбнуться, а потом покончу с этим делом. К тому же мне очень хочется провести все это бабье!
Мартин оказался прав в своих расчетах: сразу же после обеда миссис Йорк удалилась к себе в комнату. Оставалась Гортензия Мур.
Почтенная леди устроилась поудобнее в малой гостиной и принялась штопать чулки. Мартин, который все еще представлялся больным и поэтому нежился на софе, как некий юный паша, отложил свою книгу и завел с мисс Мур ленивую беседу о ее служанке Саре. После долгих словесных маневров он как бы между прочим обмолвился, будто у этой девицы, по слухам, целых три ухажера Фредерик Мергатройд, Иеремия Пигхиллс и Джон Мэлли-Ханна-Деб — и будто мисс Мэнн уверяла, что теперь, когда Сара остается одна, она частенько приглашает своих вздыхателей и утешает их самыми вкусными вещами, какие только найдутся в доме.
Этого было вполне достаточно. Гортензия, не медля ни минуты, поспешила домой, чтобы застать негодницу служанку на месте преступления и лично во всем убедиться. Теперь нужно было еще избавиться от миссис Хорсфолл, и все.
Оставшись на поле боя один, Мартин спокойно вытащил из материнской рабочей шкатулки связку ключей, открыл боковое отделение буфета, извлек оттуда и поставил на стол черную бутыль и маленький стаканчик. После этого он проворно взбежал по лестнице к комнате Мура и постучал. Ему открыла сиделка.
— Не хотите ли спуститься в малую гостиную выпить чего-нибудь бодрящего? — проговорил Мартин. — Вам никто сейчас не помотает, наши все разошлись.
Он проследил, как она спустилась, как вошла в малую гостиную, и сам закрыл за ней дверь. Мартин знал, что больше о ней беспокоиться нечего.
Самое трудное было сделано, оставалось самое приятное. Мартин схватил свою фуражку и помчался в лес.
Было еще рано, всего половина четвертого, но день такой ясный с утра постепенно портился, небо темнело и наконец пошел снег. Дул холодный ветер, лес хмурился, старые деревья угрюмо шумели. Однако тени на тропе нравились Мартину, а в призрачных силуэтах дубов, обросших повиликой, он даже находил какое-то печальное очарование.
Ему пришлось ждать. Мартин расхаживал взад и вперед по тропе, снег валил все гуще, стоны ветра переходили в жалобное завывание.
— Что же она не идет? — пробормотал Мартин, глядя на узкую тропу. Впрочем, — заметил он, — почему, собственно, я ее так жду? Она ведь придет не ко мне! Ну и пусть! Зато сейчас она в моей власти, и я жду ее, чтобы этой властью воспользоваться.
Он продолжал расхаживать взад и вперед под дубом. Прошло еще несколько минут.
— Если она не придет, — снова заговорил Мартин, — я ее запрезираю и возненавижу!
Пробило четыре; Мартин услышал отдаленный бой церковных часов. Нетерпение его усиливалось. И тут он услышал шаги, такие быстрые и легкие, что различить их можно было только по шороху мерзлых листьев на лесной тропе. Ветер теперь бушевал вовсю, снегопад окутал лес белой мглой, но все же Каролина пришла, не испугалась.
— Ну что, Мартин, как его здоровье? — поспешно спросила она.
«И чего это она о нем так беспокоится? — подумал Мартин. — Даже странно! Снег слепит, холод как иголками колет, а ей словно все нипочем! Это ей-то, «хилому заморышу», как ее назвала бы моя мать! Эдак я, пожалуй, скоро начну жалеть, что не догадался захватить с собой плащ, чтобы ее укутать!»
За этими размышлениями он забыл ответить на вопрос мисс Хелстоун.
— Вы его видели? — снова спросила она.
— Нет.
— О, вы же мне обещали!
— Я хочу сделать для вас кое-что получше. Я ведь говорил, что мне с ним видеться нет охоты!
— Сколько же мне еще ждать, пока я узнаю о нем что-нибудь достоверное?.. Я и так устала от ожидания. Мартин, прошу вас, повидайте его! Передайте ему привет от Каролины Хелстоун, скажите, что она очень хочет узнать, как он себя чувствует, и спрашивает, не может ли она для него что-нибудь сделать.
— Не хочу!
— Вы переменились… Прошлый раз вы были со мной так приветливы!
— Пойдемте! Нечего здесь стоять: в лесу слишком холодно.
— Хорошо, я уйду! Но сначала обещайте мне, что придете сюда завтра с новостями о нем!
— Ничего я не стану обещать. У меня слишком слабое здоровье, чтобы бегать зимой в лес. Если бы вы знали, как у меня болела грудь сегодня утром, как я остался без завтрака да еще получил сверх того колотушек, вы бы поняли, что звать меня сюда в такую метель просто жестоко. Пойдемте же, говорю вам!
— У вас в самом деле такое слабое здоровье?
— А разве по мне не видно?
— Щеки у вас румяные…
— Меня лихорадит. Идете вы или нет?
— Куда?
— Со мной. Глупо, что я не захватил из дому плащ, — вам было бы теплее.
— Вы идете домой, а мне ближе в обратную сторону.
— Возьмите меня под руку, я проведу вас другим путем.
— Но там впереди стена и живая изгородь, мне будет трудно перебираться, а вы слишком слабы, чтобы мне помочь, вы надорветесь!
— Вы войдете через ворота.
— Но…
— «Но», «но»! Доверитесь вы мне или нет?!
Она заглянула ему в глаза.
— Думаю, что да. Я готова на все, лишь бы узнать правду и успокоиться.
— Этого я вам не обещаю. Могу обещать лишь одно: доверьтесь мне, и вы сами увидите Мура.
— Сама увижу?
— Да.
— Но, дорогой Мартин, а он об этом знает?
— Ну вот! Я уже стал «дорогой». Нет, он не знает.
— А ваша мать и все остальные?
— Все улажено.
Каролина погрузилась в глубокое раздумье, но тем не менее продолжала идти за своим проводником. Вскоре показался Брайермейнс.
— Вы решились? — спросил Мартин.
Она промолчала.
— Решайтесь. Мы уже у цели. Я его видеть не желаю, — я уже говорил, — и только предупрежу его о вас.
