— В таком случае я остаюсь, — согласилась Шерли. — Мы последуем вашему совету и не будем скучать. Идите к вашему другу и ни о чем не беспокойтесь.
— А что вы будете делать, капитан, если ночью что-нибудь случится? Ну, скажем, если вы услышите чьи-то шаги в доме или подозрительный шум, словно взламывают замок или вырезают оконное стекло? Я знаю, в вашей девичьей груди бьется мужественное сердце, и вам я могу сказать откровенно: подобные неприятности сейчас более чем возможны. Что же вы предпримете?
— Не знаю… Наверное, упаду с перепугу в обморок, придется меня поднимать, приводить в чувство. Но, кроме шуток, если уж вы мне доверяете столь почетный пост, ваше преподобие, вы должны дать мне оружие. Что у вас есть в вашем арсенале?
— Вы справитесь со шпагой?
— Знаете, столовый нож мне как-то привычней.
— Поищите, в буфете есть то, что вам нужно: дамский нож, удобный, легкий и заостренный, как настоящий кинжал.
— Он больше подойдет Каролине, а мне лучше дайте пару пистолетов; я знаю, они у вас есть.
— У меня две пары; одну могу оставить вам. Пистолеты висят в чехлах над камином в моем кабинете.
— Они заряжены?
— Да, только курки не взведены. Взведите их, когда будете ложиться спать. Оставляя мои пистолеты, я оказываю вам честь, капитан: необученному новобранцу я бы их не доверил.
— Постараюсь обращаться с ними осторожно. А теперь идите, мистер Хелстоун, не задерживайтесь!
— Весьма любезно, что он одолжил мне свои пистолеты, заметила Шерли, когда священник вышел за калитку. — Пойдем-ка, Лина, в дом и поужинаем, продолжала она. — Соседство мистера Сэма Уинна за чаем лишило меня всякого аппетита, и теперь я по-настоящему голодна.
Войдя в дом, обе девушки прошли в темную столовую. Сквозь открытые окна из сада проникал вечерний воздух, напоенный запахом цветов; с дороги доносились звуки отдаленных шагов и какой-то мягкий смутный ропот. Заслышав его, Каролина, стоявшая у окна, сказала:
— Знаешь, что это, Шерли? Ручей в лощине.
Потом она позвонила и велела служанке принести свечу, а заодно хлеба и молока, — обычный их с Шерли ужин. Фанни поставила перед ними поднос и хотела закрыть окна и ставни, однако ее попросили повременить: сумерки были слишком тихи и благоуханны, чтобы изгонять их так скоро.
Ужинали в молчании. Один раз Каролина поднялась, чтобы переставить вазу с цветами с буфета на подоконник: аромат их был чересчур силен для душной комнаты. Возвращаясь к столу, Каролина приоткрыла ящик буфета и вынула что-то, сверкнувшее в ее руке ясным острым блеском.
— Ты это предназначила для меня, Шерли? Смотри, как блестит! Отточенный, остроконечный — страшное оружие. Не представляю, как можно направить такой нож против человека! Наверное, для этого нужны какие-то особые обстоятельства, особые чувства, каких я еще не испытывала.
— Да, это, должно быть, ужасно, — отозвалась Шерли. — Но я бы, наверное, смогла это сделать, если бы понадобилось.
И мисс Килдар спокойно допила свой стакан парного молока. Она была слегка задумчива и бледна; впрочем, пожалуй, не бледнее обычного — Шерли никогда не отличалась яркими красками лица.
Когда молоко было выпито и хлеб доеден, Каролина позвала Фанни и посоветовала ей с Элизой лечь спать. Уговаривать служанок не пришлось, за день они достаточно намаялись — то булочки режь, то чай заваривай, то чай кипяти, подай то, прими это и бегай с утра до вечера взад-вперед с подносами. Вскоре Каролина услышала, как дверь в комнату служанок захлопнулась. Тогда она взяла свечу и неторопливо обошла весь дом, проверяя каждую задвижку на окнах и каждый засов на дверях. Заглянув под конец даже в темную комнатушку за кухней и в сводчатый погреб, Каролина вернулась в столовую.
— В доме, кроме своих, ни души, — сказала она. — Сейчас уже около одиннадцати, давно пора ложиться, но я еще посижу, если ты не против. Вот, Шерли, — продолжала она, — я принесла из дядиного кабинета пистолеты. Можешь их проверить на досуге.
Каролина положила пистолеты перед подругой.
— А почему ты не хочешь лечь? — спросила Шерли. Она взяла пистолеты, осмотрела их и положила обратно.
— У меня какое-то странное предчувствие, я очень волнуюсь.
— И я тоже.
— Откуда такая бессонница и тревога? Может быть, воздух чем-то наэлектризован?
— Нет, небо чистое и все в звездах. Ночь сегодня ясная.
— Но слишком тихая. Я слышу даже, как ручей журчит на своем каменном ложе, словно он бежит не в лощине, а здесь, у церковной ограды.
— А я рада, что ночь так тиха: вой ветра или шум дождя сейчас вывели бы меня из себя.
— Почему, Шерли?
— Потому что они мешали бы мне слушать.
— Ты прислушиваешься к тому, что делается в лощине?
— Да, сейчас это единственное место, откуда могут доноситься какие-либо звуки.
— Да, ты права, Шерли.
Обе девушки оперлись локтями о подоконник и высунулись в открытое окно. Сияние звезд и тот скупой сумеречный свет июньской ночи, который не угасает на западе до тех пор, пока на востоке не займется заря, позволяли им различать лица друг друга.
— Мистер Хелстоун думает, что мы ничего не знаем, — негромко сказала Шерли, — ни куда он отправился, ни для чего, ни о всех его приготовлениях, но я о многом догадываюсь. А ты?
— Кое о чем.
— Все эти джентльмены, не исключая твоего кузена Мура, полагают, что мы сейчас спим в своих постелях и ни о чем не подозреваем…
— Не думаем о них, не надеемся и не тревожимся, — прибавила Каролина.
С полчаса они хранили молчание, и ночь молчала вместе с ними; только часы на колокольне отмечали ход времени, отбивая четверти. Посвежело. Обменявшись по этому поводу несколькими словами, девушки завернулись поплотнее в шали, надели снятые было шляпки и снова приникли к окну.
Около полуночи их безмолвное бдение прервал тревожный, настойчивый лай запертого на кухне пса Каролина встала и бесшумно прошла туда через темные комнаты, чтобы успокоить собаку. С помощью куска хлеба это ей удалось. Вернувшись в столовую, она увидела, что здесь тоже темно: Шерли погасила свечу и ее склоненный силуэт четко вырисовывался на фоне открытого окна. Ни о чем не спрашивая, мисс Хелстоун встала рядом с ней. Собака снова яростно залаяла, потом вдруг смолкла, словно прислушиваясь. Девушки в столовой тоже вслушивались, но уже не в журчанье ручья у фабрики; гораздо ближе, на дороге у церковной ограды, возникли новые, пока еще неясные звуки, похожие на мерные глухие удары, — тяжелый топот множества ног.
Шаги приближались. Тем, кто в них вслушивался, постепенно становилось ясно, — там шло не двое и не десятеро, а несколько сотен человек. Девушки ничего не видели: высокие кусты в саду заслоняли дорогу. А на слух они могли только догадываться, что отряд уже достиг дома мистера Хелстоуна и теперь проходит мимо. Но только слышать им было мало, и они это почувствовали, когда человеческий голос, — хотя он и произнес всего одно слово, — разорвал ночную тишину.
