Книга Империй, страница 38. Автор книги Роберт Харрис

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Империй»

Cтраница 38

— Пообещай мне, — сказал некоторое время спустя Луций, — что, когда ты получишь империй, к которому так стремишься, ты не станешь править с помощью беззакония и жестокости, свидетелями которых мы стали только что.

— Клянусь. — торжественно ответил Цицерон. — А ты, мой дорогой Луций, поразмысли над тем, почему хорошие люди оставляют занятия философией, стремясь обрести власть в реальном мире, и пообещай мне, в свою очередь, всегда помнить о том, что ты увидел сегодня в каменоломнях.

* * *

Была уже середина дня, и в Сиракузах благодаря усилиям Цицерона царила форменная суматоха. Толпа, которая провожала нас к тюремной стене, все еще оставалась там, только теперь она была гораздо больше, и мы заметили среди знатных граждан города главного жреца храма Юпитера, одетого в священные одеяния. Верховными понтификами традиционно становились наиболее выдающиеся горожане, а в те дни понтификат принадлежал не кому иному, как клиенту Цицерона Гераклию, который, многим рискуя, вернулся из Рима, чтобы оказать нам посильную помощь. Сейчас он пришел к стенам тюрьмы, чтобы передать нам официальное приглашение в палату Сената Сиракуз, старейшины которой хотели оказать сенатору гостеприимство. Цицерон колебался. С одной стороны, у него еще оставались незаконченные дела и мало времени на то, чтобы довести их до конца. С другой, — выступление римского официального лица перед местными сенаторами без разрешения наместника явилось бы нарушением протокола. Наконец он ответил согласием, и мы стали спускаться с холма в сопровождении целой армии преисполненных почтения жителей Сиракуз.

В палате Сената негде было яблоку упасть. Под золоченой статуей Верреса собрались старейшие сенаторы Сиракуз. Почтенный Диодор приветствовал Цицерона на греческом и извинился за то, что они до сих пор не оказали ему посильной помощи. По его словам, только события сегодняшнего дня убедили жителей в честности и порядочности сенатора.

Цицерон также говорил на греческом. Ярко описав сцены, свидетелями которых мы только что стали в каменоломнях, он затем экспромтом произнес одну из своих самых блистательных речей, поклявшись посвятить жизнь борьбе с несправедливостями, выпавшими на долю жителей Сицилии. В заключение сиракузские сенаторы единогласно проголосовали за то, чтобы отозвать панегирик в адрес Верреса, принятый, как они сообщили Цицерону, под давлением со стороны Метелла. Под громкие крики несколько сенаторов из числе тех, кто помоложе, забросили веревки на шею статуи Верреса и свалили ее с постамента, в то время как другие — что было гораздо важнее — извлекли на свет секретный архив Сената и предоставили нам новые свидетельства преступлений, совершенных Верресом. Среди них было похищение двадцати семи бесценных предметов из храма Минервы. Из этого святилища утащили даже резные деревянные двери! Имелось среди этих документов и свидетельство того, как Веррес, будучи судьей, вымогал у подсудимых взятки за оправдательный приговор.

Весть о торжественном приеме, устроенном сенаторами Цицерону, и низвержении статуи Верреса успела достичь дворца наместника, и когда мы попытались выйти на улицу, то увидели, что здание Сената окружено римскими солдатами. Собрание по приказу Метелла распустили, Гераклия арестовали, а от Цицерона потребовали незамедлительно явиться во дворец наместника. После всего этого вполне мог бы начаться кровавый мятеж, но Цицерон, вскарабкавшись на повозку, призвал сицилийцев к спокойствию, сказав, что Метелл вряд ли решится причинить вред римскому сенатору, действующему согласно с предписанием преторского суда. Однако, добавил Цицерон, если он не выйдет из дворца до заката, возможно, его сторонникам следует поинтересоваться его местонахождением. Затем он спустился с повозки, и мы позволили жителям города препроводить нас через мост, ведущий на Остров.

В то время Метеллы приближались к зениту своей власти. Той ветви рода, которая произвела на свет троих братьев (все они уже перешагнули сорокалетний рубеж), предстояло править Римом на протяжении ближайших лет. Это было, по выражению Цицерона, трехглавое чудище, и эта — средняя — голова в лице Луция Метелла была во многих отношениях гораздо страшнее двух других. Он принял нас в роскошном кабинете дворца, в котором присутствовали все атрибуты его империя. Импозантный, мощный мужчина, Метелл в окружении ликторов восседал в похожем на трон кресле под немигающими взглядами дюжины своих мраморных предшественников. Позади него стояли его подчиненные, включая младшего магистрата и других чиновников, а по обе стороны дверей застыли стражники.

— Подстрекательство к мятежу — очень серьезное обвинение и граничит с государственной изменой, — без всяких предисловий негромким голосом начал наместник.

— А чинить препоны официальному лицу, действующему от имени народа и Сената Рима, — это очень серьезное оскорбление, — едко парирован Цицерон.

— Вот как? И что же это за представитель римского народа, который обращается к греческим сенаторам на их родном языке? В каком бы уголке провинции ты ни появился, повсюду начинаются неприятности. Я этого не потерплю! Сил нашего гарнизона и без того едва хватает на то, чтобы держать в узде местных жителей, а ты еще больше смущаешь их своими мятежными речами.

— Уверяю тебя, наместник, возмущение сицилийцев направлено не против Рима, а против Верреса.

— Верреса! — Метелл ударил кулаком по ручке кресла. — С каких пор тебя заинтересовала персона Верреса? С того дня, когда ты углядел в этом удобный способ подняться по политической лестнице? Ты, жалкий, дрянной, непокорный адвокатишка!

— Тирон, запиши эти слова, — проговорил Цицерон, не сводя тяжелого взгляда с Метелла. — Я хочу, чтобы было зафиксировано каждое слово. Суду будет небезынтересно узнать об этом запугивании.

Однако я и сам был настолько напуган, что даже не мог пошевелиться. Теперь кричали и другие мужчины, находившиеся в комнате, и Метелл вскочил на ноги и проорал:

— Я приказываю тебе вернуть документы, которые ты украл сегодня утром!

— А я со всем уважением напоминаю наместнику, что он — не на плацу и разговаривает со свободным римским гражданином. Что касается меня, я доведу порученное мне дело до конца.

Метелл упер руки в бедра и подался вперед, выпятив квадратный подбородок.

— Либо ты вернешь документы сейчас, по-хорошему, либо завтра сделать это тебе прикажет суд на глазах у всех Сиракуз!

— Как всегда, я испытаю удачу в суде, — многозначительно проговорил Цицерон, согласно кивнув головой. — Тем более что теперь я знаю: справедливый и честный судья, которого я буду иметь в твоем лице, является достойным наследником Верреса!

Я передаю этот разговор абсолютно точно, поскольку, выйдя из кабинета, а произошло это сразу же после обмена последними репликами, мы с Цицероном сразу же, по свежим следам, восстановили и записали его на тот случай, если придется использовать в суде.

— По-моему, все прошло отлично, — пошутил Цицерон, но его голос и руки слегка дрожали. Нам обоим стало очевидно, что успеху его миссии и даже самой жизни грозит смертельная опасность. — Но если ты стремишься к власти и только начинаешь долгий путь к ней, необходимо пройти и через это, — добавил Цицерон, обращаясь, как мне показалось, к самому себе. — Просто так тебе ее никто не отдаст.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация