Книга Империй, страница 66. Автор книги Роберт Харрис

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Империй»

Cтраница 66

Только тогда я понял, до какой степени Цицерон полагается на им же сформулированный принцип: сначала ввяжись в драку, а уж потом поймешь, как в ней победить. Он пожелал Квинту спокойной ночи и пошел дальше, задумчиво склонив голову. Если изначально он испытывал скепсис по отношению к звездным планам Помпея, то теперь стал центральной фигурой в их воплощении. Цицерон понимал, что это поставит его в трудное положение, и не в последнюю очередь — в отношениях с женой. Насколько мне известно, женщины не очень любят, когда мужчины забывают прошлое, и Теренции было бы сложно объяснить, с какой стати ее муж должен быть мальчиком на побегушках у Пиценского Принца, как она упрямо называла Помпея, особенно после скандальных событий в Сенате, о которых говорил уже весь город.

Теперь она — готовая к битве — ждала мужа в таблинуме, и как только мы появились, немедленно набросилась на Цицерона.

— Не могу поверить, что дошло до такого! — бушевала Теренция. — С одной стороны — Сенат, с другой — чернь, а где находится мой муж? Ну конечно же, как всегда, с чернью! Теперь-то я надеюсь, ты прервешь с Помпеем всякие отношения?

— Завтра он сообщит о своей отставке, — сообщил Цицерон.

— Что?!

— Это правда. Нынешней ночью я сам буду писать для него прощальную речь. Поэтому, если ты не возражаешь, я поужинаю у себя в кабинете. — Он прошел мимо жены, и как только мы очутились в кабинете, спросил меня: — Как ты думаешь, она мне поверила?

— Нет, — ответил я.

— Вот и я так полагаю, — хихикнул Цицерон. — Она слишком хорошо меня знает.

Теперь он был достаточно богат и мог бы развестись с женой, чтобы подобрать себе более подходящую (по крайней мере, посимпатичнее) спутницу. Тем более что Цицерон был разочарован тем, что Теренция не может родить ему сына. И все же, несмотря на их бесконечные ссоры, он оставался с ней. Это нельзя было назвать любовью, по крайней мере в том смысле, который вкладывают в это слово поэты. Их связывало некое другое, гораздо более крепкое чувство. Рядом с Теренцией он постоянно чувствовал себя бодрым, она была для него чем-то вроде точильного камня для клинка.

В ту ночь она нас не беспокоила, и Цицерон диктовал мне слова, которые на следующий день должен был произносить Помпей. Раньше хозяин никогда и ни для кого не писал речи, и для нас обоих это было в новинку. Теперь, конечно, многие сенаторы заставляют рабов писать для себя речи. Я даже слышал про одного, который не знал, о чем он будет говорить, пока ему не приносили уже готовый текст. Для меня непостижимо, как такие люди могут называть себя государственными деятелями! Однако Цицерону понравилось сочинять выступления для других. Его забавляло, что слова, которые он нанизывает друг на друга, вскоре будут озвучивать великие люди, если, конечно, у них есть хоть капля мозгов. Позже он с большим успехом использовал эту технику в своих книгах.

Цицерон даже придумал фразу для Габиния, и впоследствии она стала знаменитой: «Помпей Великий рожден не для самого себя, но для Рима!»

Он решил сделать речь короткой, и поэтому мы закончили работу еще до полуночи, а на следующее утро, после того как Цицерон позанимался зарядкой и поприветствовал лишь самых важных своих клиентов, мы отправились в дом Помпея и передали ему текст. Помпей был возбужден и донимал Цицерона вопросами о том, так ли уж хороша идея с уходом в отставку. Однако Цицерон справедливо решил, что генерал просто нервничает перед предстоящим выходом на ростру, и оказался прав: как только в руках у Помпея оказался текст речи, он заметно успокоился. Тогда Цицерон стал натаскивать Габиния, который тоже был там, но трибун не хотел повторять, как актер, чужие фразы, и не желал говорить, что Помпей «рожден не для себя, но для Рима».

— Почему? — насмешливо спросил Цицерон. — Или ты в это не веришь?

— Хватит жаловаться! — грубо рявкнул Помпей на Габиния. — Скажешь все, что велено!

Габиний замолчал, но при этом метнул в сторону Цицерона злой взгляд. Я думаю, именно с этого момента они стали тайными врагами. Типичный пример того, как опрометчивой шуткой сенатор умел наживать себе недругов.

На форуме собралась толпа людей, которым не терпелось увидеть продолжение вчерашнего спектакля. Шум, доносившийся оттуда, мы слышали еще на склоне холма, когда спускались от дома Помпея, — устрашающий рокот, который всегда заставлял меня вспоминать огромное море и волны, накатывающиеся на далекий берег.

На форуме собрались все до одного сенаторы, причем аристократы пришли в сопровождении своих приверженцев, чтобы те защитили их в случае надобности и освистали Помпея, который, по их мнению, должен был заявить о своих притязаниях на пост главнокомандующего. Сам Помпей вошел на форум в сопровождении Цицерона и своих союзников-сенаторов, однако тут же отделился от них и прошел к задней части ростры, где под нарастающий гул толпы стал прохаживаться, зевать и потирать руки — словом, проявлять все возможные признаки нервозности. Цицерон пожелал ему удачи и отправился к передней части ростры, где стояли остальные сенаторы. Ему хотелось понаблюдать за их реакцией. Десять трибунов вышли на помост и заняли свои места на скамьях, а затем Габиний вышел вперед и прокричал:

— Я призываю предстать перед народом Рима Помпея Великого!

В политике очень большое значение имеет внешность и манера держаться, а Помпей как никто другой мог быть величественным. Когда его массивная фигура появилась на ростре, сторонники Помпея встретили его оглушительной овацией. Он стоял неподвижно и величаво, как утес, слегка откинув массивную голову, и смотрел на обращенные к нему лица. Ноздри его раздувались, будто он вдыхал запах собственной славы.

Обычно люди ненавидят зачитывать написанные для них речи, предпочитая импровизировать, но тут был совсем иной случай. Помпей медленно; словно подчеркивая значимость момента и показывая, что он выше дешевых ораторских трюков, развернул свиток с заготовленным текстом.

— Народ Рима! — зазвучал его голос в мгновенно наступившей тишине. — Когда мне было семнадцать лет, я сражался в армии своего отца, Гнея Помпея Страбона, за то, чтобы в стране воцарилось единство. Когда мне было двадцать три, я собрал армию из пятнадцати тысяч воинов и разгромил объединенные силы мятежников Брута, Целия и Каррина, и мое войско прямо на поле битвы провозгласило меня императором. Когда мне было тридцать, еще не будучи сенатором, я принял командование над нашими войсками в Испании, получив полномочия проконсула, в течение шести лет сражался с мятежниками и победил. В тридцать шесть лет я вернулся в Италию и уничтожил последние остатки армии беглого раба Спартака. Когда мне было тридцать семь лет я был избран консулом и во второй раз был удостоен триумфа. Став консулом, я вернул вашим трибунам их исконные права и устроил грандиозные игры. Когда бы ни возникала опасность для содружества, я неизменно приходил ему на помощь. Вся моя жизнь стала одним долгим командованием. Сегодня сообщество столкнулось с новой, невиданной доселе угрозой. С целью устранить эту угрозу было разумно предложено создать специальные силы во главе с командующим, наделенным беспрецедентными полномочиями. Кого бы вы ни избрали на этот пост, он должен пользоваться поддержкой всех сословий, поскольку столь широкие полномочия могут быть вверены только человеку, которому доверяют все. После вчерашних событий в Сенате мне стало ясно, что я не пользуюсь доверием со стороны его членов, поэтому хочу сказать вам: сколько бы меня ни уговаривали принять этот пост, я не дам на это своего согласия. Хватит, накомандовался. Сегодня я заявляю, что у меня больше нет никаких притязаний на те или иные государственные посты. Я покидаю город, чтобы вернуться к природе и, подобно моим пращурам, возделывать землю.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация