— Фу, противный, — она делает вид, что обиделась. Потом рассказывает, как наткнулась на этот заброшенный дом, как упросила его хозяина, фермера, сдать дом в аренду. Внутри стоит когда-то пышная, а ныне ветхая мебель, привезенная из Кенсингтона, из тетушкиного дома, который бросили во время бомбежек, да так туда и не вернулись.
Лестница угрожающе скрипит, и Джерихо опасается, как бы она под двойным весом не отвалилась от стены. Дом — промерзшая насквозь развалина.
— А здесь я сплю, — объявляет она, и он следом за ней заходит в комнату в розовых и кремовых тонах, словно большой гардероб, заваленную довоенными шелками, мехами и перьями. Под ногами со стуком выскакивает незакрепленная половица. В глазах рябит от множества мелочей, шляпных и обувных коробок, женских украшений, флаконов и баночек с косметикой… Она сбрасывает на пол пальто и падает плашмя на постель, потом, опершись на локоть, скидывает туфли. Похоже, ее что-то забавляет.
— А что там? — Джерихо, в смятении отступивший на лестничную площадку, смотрит еще на одну дверь.
— А-а, это комната Эстер, — говорит она.
— Эстер?
— Какой-то злодей-бюрократ узнал, где я живу, и заявил, что раз у меня есть еще одна спальная, я должна поделиться. Так появилась Эстер. Работает в шестом бараке. Просто душка. Чуточку без ума от меня. Можешь заглянуть. Она не будет возражать.
Джерихо стучит, никто не отвечает, и он открывает дверь. Тоже крошечная комнатка, но у этой спартанский вид, как в келье: кровать с латунными спинками, на умывальном столике кувшин и тазик, стопка книг на стуле. «Начальный курс немецкого языка» Эйблмена. Джерихо открывает. «Der Rhein ist etwas langer als die Elbe». Рейн немного длиннее Эльбы. Позади оглушительный стук половицы, и Клэр забирает у него книгу.
— Милый, не суй нос в чужие вещи. Это невежливо. Пойдем зажжем камин и выпьем.
Спустившись, он встает на колени у камина со свернутым в комок номером газеты «Таймс». Складывает кучкой растопку, засовывает сверху пару поленьев и поджигает бумагу. Тяга отличная, труба с ревом засасывает дым.
— Посмотри на себя, даже не снял пальто. Отряхивая пыль, Джерихо встает и оборачиваетсяк ней. Серая юбка, темно-синий кашемировый свитер, на бархатистой шее нитка молочно-белых жемчужин — неизменный наряд англичанок, принадлежащих к высшему классу. Она каким-то образом ухитряется одновременно выглядеть совсем юной и весьма зрелой.
— Иди сюда. Давай я.
Клэр ставит на столик бокалы и принимается расстегивать пальто.
— Том, не говори, — шепчет она, — не говори, что не понял, чем они занимались за кинотеатром.
Даже без туфель она одного с ним роста.
— Конечно, понял…
— В Лондоне все девушки называют это «поработать у стенки». Представляешь? Говорят, что так не забеременеешь…
Он, недолго думая, оборачивает ее своим пальто. Она обвивает его руками.
3
К черту! К черту! К черту!
Отбрасывая прочь воспоминания, он сорвался с кресла. Заметался по холодному каменному полу крошечной гостиной, забежал на кухню. Все подметено, вычищено, убрано. Это, должно быть, Эстер, а не Клэр, подумал он. Печка почти прогорела и была чуть теплой, но он удержался от соблазна подкинуть совок-другой угля. Без четверти час. Где же она? Побрел обратно в гостиную, постоял, раздумывая, у лестницы и стал подниматься. Влажная стенная штукатурка шелушилась под пальцами. Он решил сначала осмотреть комнату Эстер. Там все было в точности как несколько недель назад. У кровати пара практичных туфель. В шкафу много темной одежды. Тот же самый учебник немецкого языка. «An seinen Ufern sind Berge, Felsen und malerische Schlosser aus den altesten Zeiten». На его берегах горы, скалы и живописные старинные замки. Закрыв книгу, Джерихо вышел на площадку.
И, наконец, открыл дверь в комнату Клэр. Теперь он совершенно отчетливо представлял, что собирается делать, хотя совесть подсказывала, что это нехорошо, а логика — что это глупо. В принципе он соглашался. Как любой воспитанный мальчик, он учил басни Эзопа, и ему было известно, что «подслушивающий ничего хорошего о себе не услышит», но разве, рассуждал он, открывая ящики стола, разве сия добродетельная мудрость кого-нибудь остановила? Ему надо было увидеть письмо, дневник, записку — что угодно, лишь бы узнать почему… впрочем, шансы обрести покой в любом случае равнялись нулю. Где она? С другим мужчиной? Может, занимается тем, что лондонские девушки называют «поработать у стенки»?
Обезумев от злости, он начал действовать, как вломившийся в дом грабитель: вытаскивать и опрокидывать ящики, смахивать с полок украшения и безделушки, швырять на пол одежду, сбрасывать с постели одеяла и простыни, рвать матрас, поднимая при этом тучи пыли, пудры и страусиных перьев.
Минут десять спустя он забился в угол, положив голову на ворох шелка и мехов.
Ты развалина, — вспомнил слова Скиннера. — Конченый человек. Ты испортил игру. Может, найдешь хорошую девицу… более подходящую тебе, чем та особа, с которой ты встречался.
Скиннер о ней знал. Похоже, и Логи. Как он ее называл? «Неприступная блондинка»? Может быть, все знали? Пак, Этвуд, Бакстер — все?
Надо уходить отсюда, прочь от запаха ее косметики, от вида ее платьев.
Именно это решение изменило все, потому что только стоя на площадке, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза, он вдруг понял, что упустил какую-то вещь.
Неторопливо и обдуманно он вернулся в комнату. Тихо. Шагнул обратно через порог и снова вернулся. Опять тихо. Встал на колени. На полу был один из кенсингтонских тетушкиных ковров, нечто восточное, грязноватое и изрядно потертое. Всего два квадратных ярда. Джерихо скатал ковер и положил на кровать. Деревянные, просевшие и вытершиеся от времени половицы под ковром приколочены проржавевшими гвоздями, которые никто не трогал лет двести — за исключением одного места, где короткий отрезок старой доски, дюймов восемнадцати длиной, был прикреплен четырьмя новенькими блестящими шурупами. Джерихо торжествующе хлопнул ладонью по доске.
На что еще вы хотели бы обратить мое внимание, мистер Джерихо?
На любопытный случай со скрипящей половицей.
Но половица не скрипела.
Это и был любопытный случай.
В царившем в спальне беспорядке невозможно было найти подходящий инструмент. Он спустился на кухню, отыскал там нож. С перламутровой ручкой и выгравированной на ней буквой «Р». В самый раз. Вприпрыжку промчался через гостиную. Кончик ножа подошел к шлице в головке шурупа, резьба отличная, шуруп вывернулся идеально. Точно так же и остальные три. Под половицей он обнаружил войлок и штукатурку потолка нижнего этажа. Потом углубление примерно в шесть дюймов. Джерихо снял пальто и пиджак, засучил рукав. Лег на пол и сунул руку в пустое пространство. Сначала не было ничего, кроме пригоршней мусора — главным образом, кусков старой штукатурки и обломков кирпича, — но он продолжал шарить, пока наконец не издал радостный возглас: рука нащупала бумагу.
