Похоже на правду, подумал Келсо.
Зал вылета в «Шереметьево-2» был забит людьми, пытающимися выбраться из России. Очереди возникали подобно делящимся клеткам под микроскопом: создавались из ничего, извивались, как черви, раздваивались, перестраивались, подключались к другим очередям — к таможенникам, к проверке билетов, к проверке на безопасность, к проверке паспортов. Все отстаивали одну очередь и вставали в другую. В зале было темно, как в пещере, в нем стоял запах авиационного топлива и еле уловимый дух волнения. Эйдлмен, Дуберстайн, Бэрд, Сондерс и Келсо плюс двое американцев, которые жили в «Мире», — Пит Мэддокс из Принстона и Вобстер из Чикаго — стояли группой в конце первой на их пути очереди, пока Ольга узнавала, нельзя ли ускорить дело.
Прошло минуты две, а они так и не сдвинулись с места. Келсо игнорировал Эйдлмена, который сидел на своем чемодане, углубившись в чтение биографии Чехова. Сондерс вздыхал и раздраженно хлопал руками. Мэддокс куда-то ушел, а вернувшись, сообщил, что на таможне, похоже, открывают каждый чемодан.
— Вот черт, а я купил икону, — посетовал Дуберстайн, — ведь знал же, что не надо. Мне ни за что не удастся ее провезти.
— А где ты ее купил?
— В большом книжном магазине на Новом Арбате.
— Отдай ее Ольге. Она пронесет. Сколько заплатил?
— Пятьсот долларов.
— Пять сотен?!
Тут Келсо вспомнил, что он без денег. А в зале есть газетный киоск. И ему нужны сигареты. Если он попросит, чтобы ему дали место среди курящих, он сможет отделаться от коллег.
— Фил, — обратился он к Дуберстайну. — Ты не мог бы одолжить мне десять долларов?
Дуберстайн расхохотался.
— На что они тебе, Непредсказуемый? Чтобы купить тетрадь Сталина?
Сондерс хмыкнул. Велма Бэрд поднесла руку ко рту и отвела взгляд.
— Ты и им рассказал? — Келсо, не веря собственным ушам, уставился на Эйдлмена.
— А почему бы и нет? — Эйдлмен послюнявил палец и, не поднимая глаз, перевернул страницу. — Это что, тайна?
— Вот, — сказал Дуберстайн, вытаскивая бумажник. — Держи двадцатку. Купи и мне заодно.
Тут все рассмеялись и на этот раз, уже не таясь, уставились на Келсо. Интересно, что он станет делать. А он взял деньги.
— Хорошо, Фил, — спокойно произнес он. — Вот что я тебе скажу. Давай условимся: если сталинская тетрадь объявится к концу года, я удержу эти деньги и мы будем квиты, а если не объявится, я отдам тебе тысячу долларов.
Мэддокс тихонько присвистнул.
— В пятьдесят раз больше, — произнес, сглотнув, Дуберстайн. — Ты предлагаешь мне в пятьдесят раз больше?
— Ну так как, заключаем пари?
— Еще бы! — Дуберстайн снова рассмеялся, но на этот раз нервно. И обвел взглядом остальных. — Вы все слышали?
Они слышали. И смотрели на Келсо. А для него этот момент стоил тысячи долларов — стоило хотя бы то, как они на него смотрели: открыв рот, потрясенные, охваченные страхом. Даже Эйдлмен забыл на время про свою книгу.
— Никогда еще так легко не зарабатывал двадцать долларов, — сказал Келсо. Он сунул банкноту в карман и взял чемодан. — Займите мне место, хорошо?
И быстро пошел по переполненному залу, пробираясь между людьми и горами багажа. Он испытывал поистине детское удовольствие. Несколько мимолетных побед, одержанных то тут, то там, — чего еще человеку желать в этой жизни?
Из громкоговорителей раздался резкий женский голос, объявивший о вылете «Аэрофлота» в Дели.
Дойдя до киоска, Келсо быстро проверил, есть ли у них карманное издание его книги. Не было. Естественно. Он оглядел полку с журналами. «Тайм» и «Ньюс-уик», вышедшие на прошлой неделе, и последний номер «Шпигеля». Так. Он купит «Шпигель». Это его выручит, чтения хватит на одиннадцать часов полета. Он извлек из кармана двадцать долларов Дуберстайна и направился к кассе. Сквозь стеклянную стену ему был виден мокрый асфальт, вереница машин, такси и автобусов, серые здания, брошенные тележки, бледная девушка с коротко подстриженными черными волосами, которая наблюдала за ним. Он отвел взгляд. Нахмурился. Застыл на месте.
Он сунул журнал назад на полку и вернулся к стеклянной стене. Это была она, точно: в джинсах и кожаной куртке на овечьем меху. От его дыхания холодное стекло запотело. «Подожди!» — губами изобразил Келсо. Девушка, не мигая, смотрела на него. Он указал на ее ноги: «Стой тут!»
Он пошел вдоль стеклянной стены, пытаясь найти выход. Первые двери были заперты на замок. Вторые открылись. Келсо выбрался на холодный влажный воздух. Она стояла метрах в пятидесяти от него. Он оглянулся на забитый людьми зал — его компаньонов не было видно, потом посмотрел на нее и увидел, что она идет от него прочь по «зебре», не обращая внимания на машины. Он заколебался. Что делать? Промчавшийся мимо автобус заслонил ее, побудив Келсо принять решение. Он подхватил свой багаж и последовал за ней — сначала шел, потом побежал. Она словно тянула его за собой, сохраняя, однако, дистанцию; наконец они очутились в большом паркинге, и тут Келсо потерял ее из виду.
Серый свет, снег и лед под ногами. Здесь сильнее пахло горючим. Ряд за рядом стояли похожие на большие коробки машины: одни — окутанные белой пеленой, другие — покрытые тонким слоем копоти и льда. Он пошел между ними. Внезапно задрожал воздух. И прямо над его головой пронесся большой старый «Туполев» — так низко, что Келсо видны были полосы ржавчины в местах соединения фюзеляжа. Он инстинктивно пригнулся, и в этот момент из самого конца вереницы машин медленно выехала песочного цвета «лада» и остановилась с работающим мотором.
Она по-прежнему не желала облегчать ему жизнь. Не подъехала к нему — Келсо пришлось шагать к ней, не открыла ему дверцы — Келсо пришлось делать это самому. Она молчала — тишину опять же нарушил он. Даже не назвалась, хотя позже он узнал ее имя. Ее звали Зинаида. Зинаида Рапава.
Она знала, что произошло, это было ясно по ее напряженному лицу, и Келсо почувствовал облегчение: по крайней мере ему не придется извещать ее. Он всегда трусил, когда надо было сообщить неприятную новость, — потому и был трижды женат. Он сел на переднее сиденье и положил чемодан на колени. В машине был включен обогреватель. По грязному стеклу безостановочно ходил «дворник». Келсо понимал: надо что-то сказать. Единственное, чего он не хотел пропустить из всего симпозиума, — это полета «Дельты» в Нью-Йорк.
— Скажи, чем я могу помочь.
— Кто убил его?
— Человек по имени Владимир Мамонтов. Бывший гэбэшник. Он знал твоего отца со старых времен.
— Значит, со старых времен, — с горечью произнесла она.
Повисла тишина, только «дворник» проскрипел туда-сюда.
— Как ты узнала, где меня найти?
— Всю жизнь только и слышу: старые времена.
Еще один «Туполев» прогрохотал низко над головой.
