Я не такая дурочка, хоть и молоденькая, чтобы задавать вопросы. Еще рано.
Валечка говорит: «Завтра побеседуем. А сейчас отдыхай». У меня есть своя комната. Девушка, которая в ней жила раньше, уехала. Мне остались от нее две простые белые блузки и черные юбки.
Из моего окна виден кусочек лужайки, маленькая беседка, лес. Ранним летним вечером поют птицы. Все такое мирное. Однако каждые две минуты мимо окна проходит охранник.
Я лежу вся в поту на узкой кровати и пытаюсь заснуть. И представляю себе Архангельск зимой: цепочка цветных фонариков висит над замерзшей рекой, по Двине катаются на коньках, ночью слышно, как трещит лед, а летом в лесу собирают грибы. И мне захотелось домой, но это глупая мысль.
Надо спать.
Почему тот мужчина в поезде все время наблюдал за мной?
Позже: в темноте звук подъезжающих машин. Он приехал домой.
12. 6. 51. Вот это день! Мне трудно даже описать его. Рука дрожит. (В то время не дрожала, а сейчас дрожит!)
В семь я отправилась на кухню. Валечка уже встала и возится, разбирая битую посуду, стаканы, сваленную в кучу еду — все это лежит горой на большой скатерти. Она объясняет, как каждый вечер убирают со стола: два охранника берут скатерть за углы и выносят все на кухню! Поэтому наша первая обязанность — каждое утро выбрать из этой кучи все, что не разбито, и вымыть. Мы принялись за дело, и Валечка стала объяснять распорядок дня в доме. Он встает поздно и иногда любит работать в саду. Затем Он уезжает в Кремль — в это время и убирают Его комнату. Он никогда не возвращается раньше девяти или десяти вечера и тогда ужинает. В два или в три часа ночи Он ложится в постель. И так семь дней в неделю. Правило: подходить к Нему надо так, чтоб Он видел. Он терпеть не может, когда подкрадываются. Если нужно постучаться в дверь, стучи сильнее. Не стой без дела. Не раскрывай рот, пока к тебе не обратятся. И если отвечаешь, всегда смотри прямо Ему в глаза.
Валечка готовит простой завтрак: кофе, хлеб, мясо — и несет Ему. Через какое-то время говорит, чтобы я забрала поднос. Прежде чем отправить меня к Нему, приглаживает мне волосы и поворачивает во все стороны, осматривая, все ли в порядке. Она говорит: «Он работает за столом в конце лужайки с южной стороны дома. Или работал. Он то и дело переходит с места на место. Так Он привык. Охранники знают, где Его искать».
Как описать этот момент? Я спокойна. Ты гордилась бы мною. Я помню, что надо делать. Иду по краю лужайки и подхожу к Нему так, чтобы Он меня видел. А Он сидит на скамье, один, склонившись над какими-то бумагами. Поднос стоит рядом. При моем приближении Он поднимает глаза и тут же снова возвращается к своей работе. Но когда я иду назад по траве, могу поклясться, что чувствую Его взгляд на спине, пока не исчезаю из виду. Валечка смеется, увидев, какая я бледная.
После этого я Его больше не видела.
А сейчас (пошел одиннадцатый час) — звук подъезжающих машин.
14. 6. 51. Прошлым вечером. Поздно. Я на кухне с Валечкой, как вдруг туда вбегает Лозгачев (комендант), весь взмыленный, и говорит, что у Хозяина кончился «Арарат». Валечка достает бутылку, но дает ее не Лозгачеву, а мне: «Пусть Анна отнесет». Она хочет помочь мне, милая Валечка! И Лозгачев ведет меня по переходу в главный дом. Я слышу мужские голоса, смех. Он громко стучит в дверь и отступает в сторону. Я вхожу. В комнате жарко, душно. Семь или восемь мужчин сидят за столом — все знакомые лица. Один из них — по-моему, товарищ Хрущев — вскакивает и начинает произносить тост. Лицо у него красное, потное. И умолкает. По всей комнате разбросана еда, точно они швырялись ею. Все смотрят на меня. Товарищ Сталин сидит во главе стола. Я ставлю коньяк рядом с Ним. Голос у Него мягкий, добрый. Он говорит: «Как же тебя зовут, молодой товарищ?» — «Анна Сафонова, товарищ Сталин». Я помню, что надо смотреть Ему в глаза. Они бездонные. Мужчина, сидящий рядом с Ним, говорит: «Она из Архангельска, Хозяин». А товарищ Хрущев добавляет: «Лаврентию можно верить — уж он-то знает, откуда она!» Снова смех. «Не обращай внимания на этих грубиянов, — говорит товарищ Сталин. — Спасибо, Анна Сафонова». Я закрываю дверь, они возобновляют разговор. Валечка ждет меня в конце перехода. Она обнимает меня, и мы возвращаемся на кухню. Меня трясет — должно быть, от счастья.
16. 6. 51. Товарищ Сталин Сказал, что теперь я должна приносить ему завтрак.
21. 6. 51. Сегодня утром Он, как всегда, в саду. Как бы я хотела, чтобы люди могли его тут видеть! Он любит слушать пение птиц, любит подстригать цветы. Но руки у него трясутся. Ставя поднос на стол, я услышала, как он ругнулся — он порезался. Я беру салфетку и подаю ему. Сначала он с подозрением смотрит на меня, потом протягивает руку. Я оборачиваю ее белой салфеткой. Тут же проступают яркие пятна крови. «Ты не боишься товарища Сталина, Анна Сафонова?» — «А почему я должна Вас бояться, товарищ Сталин?» — «Доктора вот боятся товарища Сталина. Когда они являются перебинтовать товарища Сталина, руки у них до того трясутся, что ему самому приходится это делать. Но если бы руки у них не тряслись... что бы это значило? Спасибо, Анна Сафонова».
Ох, мама и папа, он такой одинокий! Вы бы пожалели его. В конце концов он ведь из плоти и крови. как и мы. И вблизи он такой старенький. Гораздо старше, чем на фотографиях. Усы у него седые, а снизу желтые от трубки. Зубов почти нет. Когда он дышит, в груди у него булькает. Боюсь я за него. За всех нас.
30. 6. 51. Три часа ночи. Стук в дверь. За дверью стоит Валечка в ночной рубашке, с карманным фонариком. Он был в саду, подрезал при лунном свете цветы и снова порезался! Он зовет меня! Я быстро одеваюсь и иду за ней по переходу. Ночь теплая. Мы идем через столовую в его личные комнаты. У него три комнаты, и он переходит из одной в другую: одну ночь проспит тут, другую — там. Никто никогда не знает, где именно. Спит он на кушетке под одеялом. Валечка оставляет нас. Он сидит на кушетке, вытянув руку. Это всего лишь царапина. Я за полминуты перевязываю ее своим носовым платком. «Бесстрашная Анна Сафонова...»
Я чувствую, он хочет, чтобы я осталась. Расспрашивает меня о доме и родителях, о моей партийной работе, о планах на будущее. Я говорю ему, что интересуюсь юриспруденцией. Он фыркает: не слишком он высокого мнения о юристах! Его интересует, каково зимой жить в Архангельске. Видела ли я Северное сияние? (Конечно!) А когда выпадает первый снег? В конце сентября, говорю я ему, а к концу октября город уже завален снегом и транспорт остается один — поезд. Он жаждет знать все подробности. Как замерзает Двина и по ней прокладывают деревянный настил, а днем светло всего четыре часа. Как температура опускается до тридцати пяти градусов, но люди отправляются удить рыбу в озерах подо льдом...
Он внимательнейшим образом слушает. Товарищ Сталин считает, что русская душа — во льду и в тишине Севера. Самым счастливым для товарища Сталина было время, когда он жил в ссылке, это было до революции, в Курейке, у Полярного круга. Там товарищ Сталин научился охотиться и ловить рыбу. Эта свинья Троцкий утверждал, что товарищ Сталин охотился только с помощью капканов. Грязная ложь! Товарищ Сталин действительно устанавливал капканы, но онтакже сверлил лед и опускал в воду удочки и так успешно ловил рыбу, что местные жители считали: он наделен сверхъестественной силой. Товарищ Сталин за один день прошел сорок пять верст на лыжах и двадцатью четырьмя выстрелами убил двенадцать пар куропаток. Может Троцкий похвастаться такими результатами?
