Жаль, я не смогла запомнить все, что он говорил. Может, мне на роду написано оставить его слова для истории?
Я вернулась к себе в комнату, когда было уже светло.
8. 7. 51. Повторилось то же, что было накануне. В три часа ночи Валечка стучит ко мне в дверь: он порезался, он зовет меня. Но когда я пришла, никакой раны не оказалось. Он смеется, увидев мое лицо, — это шутка! И велит мне все равно перевязать ему руку. Гладит меня по щеке, потом щиплет: «Видишь, бесстрашная Анна Сафонова, как ты делаешь меня своим пленником?!»
Сегодня он в другой комнате. На стенах — фотографии детей, вырезанные из журналов. Дети играют среди цветущих деревьев. Мальчик на лыжах. Девочка пьет козье молоко из рога. Много фотографий. Он замечает, что я смотрю на них, и это вызывает его на откровенный разговор о его детях. Один сын у него умер. Другой стал алкоголиком. Дочь была дважды замужем, первый раз за евреем, который никогда не переступал порога его дома! Что сделал товарищ Сталин, чтобы заслужить такое? У других людей — нормальные дети. Это что, сказывается дурная кровь или дурное воспитание? Или, может быть, что-то было не так с матерями? (Он думает — последнее, судя по их семьям, которые были источником постоянных неприятностей для него.) Или просто дети товарища Сталина не могли нормально развиваться, учитывая его высокое положение в государстве и в партии? Это вековой конфликт, более древний даже, чем классовая борьба.
Он спрашивает, слышала ли я о выступлении товарища Трофима Лысенко в 1948 году перед Всесоюзной Академией сельского хозяйства имени Ленина. Я сказала, что слышала. Мой ответ понравился ему.
Но это же товарищ Сталин написал ему речь! Это товарищ Сталин — после многолетнего изучения и борьбы — понял, что приобретенные черты передаются по наследству. Но, конечно, такие открытия следует вкладывать в уста других, так же как другим надлежит осуществлять принцип на практике.
Помнишь исторические слова товарища Сталина, сказанные Горькому: «Задача пролетарского государства — производить инженеров человеческих душ»?
«Ты хорошая большевичка, Анна Сафонова?»
Я поклялась, что да.
«Готова ты это доказать? Станцуешь для товарища
Сталина?»
В углу комнаты стоит патефон. Он идет к нему. Я...
15
— И это конец? — спросил О'Брайен. В голосе его явственно слышалось разочарование. — Только и всего?
— Смотрите сами. — Келсо перевернул тетрадь и показал ее собеседникам. — Следующие двадцать страниц вырваны. Обратите внимание, как именно это было сделано. У корешка края вырванных страниц разной длины.
— Это имеет какое-то значение?
— Это значит, что их вырвали не одновременно, их удаляли по одной. Методично. — Келсо продолжил исследование. — Некоторое количество страниц в конце тетради осталось, их примерно пятьдесят, но на них нет никаких записей. Они разрисованы красным карандашом — ну, знаете, так рисуют механически, думая о чем-то своем. И повторяется все время одно ито же изображение.
— Что это? — О'Брайен приблизился с включеннойкамерой. — Похоже на волков.
— Это и есть волки. Волчьи головы. Сталин часто, размышляя, рисовал волков на полях официальных документов.
— Боже! Значит, тетрадь подлинная?
— Пока не будет проделана специальная экспертиза, я ничего не могу утверждать. По крайней мере официально.
— А неофициально, до установления авторства, какова ваша точка зрения?
— Она подлинная, — без колебаний ответил Келсо. — Готов поручиться чем угодно.
О'Брайен выключил камеру.
Покинув гараж, они направились в московское бюро Спутниковой службы новостей, занимавшее верхний этаж десятиэтажного здания к югу от спорткомплекса «Олимпийский». Стеклянная перегородка отделяла кабинет О'Брайена от монтажной, где секретарша с безучастным видом сидела за компьютером. Рядом стоял телевизор, настроенный на программу Спутниковой службы новостей, передававшую фрагменты сыгранных накануне бейсбольных матчей. На фоне неба Келсо была видна спутниковая антенна, словно громадная церковная тарелка для подаяний, притороченная к тяжелым московским тучам.
— Сколько же времени понадобится на идентификацию этого материала? — спросил О'Брайен.
— Наверное, несколько недель, — ответил Келсо. — Месяц.
— Не пойдет, — сказал О'Брайен. — Мы ни в коем случае не можем ждать так долго.
— Судите сами. Прежде всего эта тетрадь юридически принадлежит российскому правительству. Или наследникам Сталина. Или еще кому-то. В любом случае она не наша. Кстати, она, быть может, принадлежит Зинаиде.
Зинаида стояла у окна и смотрела на небо через щелку, раздвинув пальцами полоски жалюзи. Услышав свое имя, она бросила быстрый взгляд на Келсо. За последний час она не проронила ни слова — что в гараже, что во время осторожной поездки по городу в хвосте у О'Брайена.
— Поэтому хранить это здесь небезопасно, — продолжал Келсо. — Мы должны вывезти тетрадь из страны. Такова первейшая необходимость. Один Бог знает, кто сейчас за ней охотится. Даже находиться с ней в одной комнате крайне опасно, во всяком случае, мне. Что касается экспертизы, то мы сможем провести ее где угодно. Я знаю людей в Оксфорде, которые проделают анализ чернил и бумаги. Есть специалисты по идентификации документов в Германии, Швейцарии...
Но О'Брайен, похоже, его не слушал. Он водрузил ноги на письменный стол, откинувшись своим длиннющим телом на спинку стула и сцепив руки на затылке.
— Знаете, что прежде всего надо сделать? — размышлял он вслух. — Найти девушку.
Келсо бросил на него недоуменный взгляд.
— Девушку? О чем вы? Никакой девушки не будет. Ее, по всей видимости, нет в живых.
— Почему вы так уверены? Ей должно сейчас быть... шестьдесят с небольшим.
— Точнее, шестьдесят шесть. Но не в этом дело. Ей не суждено было умереть от старости. Вы представляете, с кем свела ее судьба? Со сказочным принцем, с которым ей предстояло счастливо жить многиегоды?
— Это неважно, мы все равно обязаны узнать, что с ней стало. Что с ее родственниками. Человеческий фактор — вот что делает этот материал интересным.
Стена за спиной О'Брайена была обклеена фотографиями: О'Брайен с Ясиром Арафатом, О'Брайен с Джерри Адамсом, О'Брайен в пуленепробиваемом жилете возле массового захоронения где-то на Балканах и еще одна — в защитной броне, шагающий по минному полю с принцессой Уэльской. О'Брайен в смокинге, получающий премию, быть может, просто потому, что он — О'Брайен? Дипломы. Рецензии на его работы. Благодарности от исполнительного директора Спутниковой службы новостей за «неустанное стремление восторжествовать над нашими конкурентами». Впервые с изрядным опозданием Келсо начал постигать всю меру амбициозности этого человека.
