Цаугг вышел из камеры и встал спиной к решетке. Марш взглянул на Шарли и передал ей ключ.
– Давайте.
– У меня дрожат руки…
Она вставила ключ в скважину. Тот легко повернулся. Открылась передняя стенка ящика. Девушка сунула внутрь руку. Лицо выразило замешательство, потом разочарование.
– Думаю, там пусто. – Вдруг выражение её лица изменилось. – Нет…
Улыбаясь, она вытащила небольшую плоскую коробку, сантиметров в пять толщиной. Крышка опечатана красным сургучом, на ней наклейка: «Собственность архива имперского министерства иностранных дел, Берлин». И ниже готическим шрифтом: «Совершенно секретно. Документ государственной важности».
Неужели договор?
С помощью ключа Марш взломал печать. Поднял крышку. Изнутри пахнуло плесенью и ладаном.
Снова прошел трамвай. Цаугг, все ещё напевая про себя, позвякивал ключами.
В коробке находился обернутый в клеенку предмет. Март достал его и положил плашмя на стол. Снял клеенку: деревянная доска, очень старая, в царапинах; один из углов отломан. Повернул другой стороной.
Стоявшая рядом Шарли тихо произнесла:
– Какая красота!
Края доски расщеплены, похоже, её выламывали из оправы. По сам портрет идеально сохранился. Изящная молодая женщина, светло-карие глаза, взгляд устремлен вправо, вокруг шеи обвилась двойная нитка черных бус. На коленях, придерживаемый длинными пальчиками аристократки, небольшой белый зверек. Точно, что не собачка; похоже, горностай.
Шарли права. Картина была прекрасна. Казалось, она притягивала весь свет и возвращала его обратно. Бледная кожа девушки светились словно исходившим от ангела сиянием.
– Бог его знает. – Марш был сбит с толку. Неужели этот ящик всего-навсего продолжение сокровищницы Булера? – Ты хоть немного разбираешься в искусстве?
– Не очень. Но это что-то знакомое. Дай-ка. – Она взяла картину и стала разглядывать, держа на вытянутых руках. – Думаю, итальянской работы. Видишь её костюм – квадратный вырез на груди, покрой рукавов. Я бы сказала, эпоха Возрождения. Очень старая и, несомненно, подлинная.
– И несомненно, украденная. Положи на место.
– А надо ли?
– Само собой. Если, правда, не придумаешь занятную сказочку для пограничников в берлинском аэропорту.
Еще одна картина – только и всего! Ругаясь про себя, Марш ощупывал клеенку, проверял картонную коробку. Поставил на попа ящик из сейфа и потряс его. Пустой металл смеялся над ним. А на что он надеялся? Сам не знал. Однако на что-то такое, что могло дать ключ к разгадке того, над чем он бился.
– Надо уходить, – сказал он.
– Еще минутку.
Шарли прислонила доску к ящику. Присела и сделала полдюжины снимков. Затем снова завернула картину, вложила в коробку и заперла ящик.
– Мы кончили, герр Цаугг. Спасибо.
Появились Цаугг с телохранителем. Чуточку раньше, чем следовало бы, подумал Марш. Он догадывался, что банкир старался подслушать их разговор.
Цаугг потер руки.
– Надеюсь, полностью удовлетворены?
– Абсолютно.
Телохранитель задвинул ящик в углубление, Цаугг запер дверцу, и девушку с горностаем вновь погребли в темноту. «У нас здесь есть сейфы, к которым не притрагивались лет пятьдесят, а то и больше…». Неужели и ей придется столько ждать, прежде чем она снова увидит свет?
Они в молчании поднялись в лифте. Цаугг проводил посетителей до самой улицы.
– А теперь попрощаемся. – Он по очереди пожал им руки.
Марш подумал, что надо сказать кое-что еще, попробовать напоследок ещё один тактический ход.
– Считаю своим долгом предупредить вас, герр Цаугг, что двое из совладельцев этого вклада на прошлой неделе были убиты и что сам Мартин Лютер исчез.
Цаугг и глазом не моргнул.
– Ну и ну! Старые клиенты уходят, а новые, – жест в сторону Марша и Мэгуайр, – занимают их место. Так уж, видно, устроен мир. Можете быть уверены, герр Марш, только в одном: когда рассеется дым сражений, банки швейцарских кантонов, кто бы ни победил, останутся стоять, как и стояли. Доброго вам дня.
Они уже были на улице и дверь закрывалась, когда Шарли окликнула его:
– Герр Цаугг!
Лицо банкира появилось в дверях, и, прежде чем он успел ретироваться, щелкнул затвор фотоаппарата. Широко раскрытые глаза, возмущенно разинутый рот.
Цюрихское озеро, словно волшебное, плавало в голубой дымке: пожелай – и станешь свидетелем битвы сказочных героев с морскими чудовищами. Если бы только мир был таким, каким его нам обещали, подумал Марш. Тогда бы в этой дымке поднялись замки с устремленными вверх башнями.
Он облокотился о влажный каменный парапет рядом с гостиницей, с чемоданом у ног, ожидая рассчитывавшуюся Шарли.
Ксавьеру хотелось пожить здесь подольше – покататься с ней по озеру, побродить по городу, полазить по горам, ужинать в старом городе, каждый вечер возвращаться к себе в номер, заниматься любовью под плеск озера… Мечты, всего лишь мечты. В полусотне метров левее в своих машинах позевывали его стражи из швейцарской полиции.
Много лет назад, когда Марш был ещё молодым детективом в крипо Гамбурга, ему поручили сопровождать отбывавшего за грабеж пожизненный срок заключенного, которому в порядке исключения дали отпуск на один день. О суде над ним писали в газетах, прочла об этом и его первая любовь. Она написала осужденному, навещала его в тюрьме и пожелала выйти за него замуж. Эта любовная история затронула струны сентиментальности, характерной для немецкого духа. Началась общественная кампания за разрешение свадебного обряда. Власти уступили. Так что Марш доставил его на бракосочетание и в течение всей службы, и даже во время фотографирования, стоял прикованный к нему наручниками, как необычайно заботливый шафер.
Свадьбу устроили в мрачном зале рядом с церковью. Ближе к концу жених шепнул, что там есть кладовка с половиком, что священник не возражает… И Марш, сам тогда молодой муж, проверил кладовую, убедился, что она без окон, и на двадцать минут оставил мужа с женой наедине. Священник, тридцать лет проработавший капелланом в Гамбургском порту и много повидавший, одобрительно подмигнул Маршу.
На обратном пути, когда показались высокие тюремные стены, Марш ожидал, что новобрачный впадет в уныние, будет просить подольше побыть на воле, может быть, даже попытается улизнуть. Ничего подобного. Он, улыбаясь, докуривал сигару. Здесь, у Цюрихского озера, Марш понял, как тот себя чувствовал. Достаточно было узнать, что есть и другая жизнь. На это хватило одного дня.
Он ощутил спиной, что подошла Шарли. Она чуть коснулась губами его щеки.
Киоск в Цюрихском аэропорту был доверху наполнен ярко раскрашенными сувенирами – тут были часы с кукушкой, игрушечные лыжи, пепельницы с видами альпийских вершин, коробки с шоколадом. Марш выбрал одну из кондитерских музыкальных шкатулок с надписью на крышке: «Поздравляю с днем рождения нашего любимого фюрера, 1964 год» – и положил на прилавок перед полной продавщицей средних лет.
