У самого знаменитого и фешенебельного из всех берлинских отелей «Адлона», на углу Паризерплатц и Вильгельмштрассе, у металлических ограждений давились толпы людей, чтобы хотя бы мельком взглянуть на знаменитость: кинозвезду, футболиста, партийного наместника, приехавшего в город по случаю дня рождения фюрера. Когда Марш и Шарли проезжали мимо, у отеля остановился «мерседес», пассажиры в черном обмундировании купались в свете дюжины фотовспышек.
Марш пересек площадь, выехав на Унтер-ден-Линден, свернул налево, потом направо на Доротеенштрассе. Поставил машину среди мусорных ящиков позади гостиницы «Принц Фридрих-Карл». Как раз здесь, за завтраком с Руди Хальдером, по существу, началась его эпопея. Когда же это было? Он не мог вспомнить.
Управляющий гостиницы «Фридрих-Карл» был по обыкновению одет в старомодный черный сюртук и брюки в полоску и имел поразительное сходство с покойным президентом Гинденбургом. Он поспешил навстречу, любовно разглаживая роскошные седые бакенбарды.
– Штурмбаннфюрер Марш, какая радость! Какая радость! И оделись для отдыха!
– Добрый день, герр Брокер. Дело у меня к вам непростое. Нужна комната.
Брекер в отчаянии всплеснул руками.
– Никакой возможности! Даже для такого важного клиента, как вы!
– Да полно, герр Брекер. Должно же быть у вас что-то в запасе. Нас бы устроила мансарда, чулан. Вы бы оказали величайшую услугу имперской криминальной полиции…
Брекер старческими глазами оглядел их багаж и остановил взгляд на Шарли. В глазах блеснул огонек.
– А это фрау Марш?
– К сожалению, нет. – Марш взял Брокера под руку и под подозрительным взглядом старого портье отвел его в угол. – Эта молодая дама располагает важнейшими сведениями, но мы хотели бы допросить ее… как бы вам сказать?
– В неофициальной обстановке? – подсказал старик.
– Именно! – Марш достал все, что у него оставалось от сбережений, и зашуршал купюрами.
– Естественно, криминальная полиция щедро вознаградит вас за эту «неофициальную обстановку».
– Понял. – Увидев деньги, Брекер облизнул губы. – И поскольку это касается безопасности, вы, несомненно, предпочли бы обойтись без некоторых формальностей, скажем, регистрации…
Марш, перестав считать, вложил всю пачку во вспотевшие руки управляющего.
В награду за банкротство Марш получил комнатку судомойки под самой крышей. Добраться туда можно было с третьего этажа по шаткой черной лестнице. Им пришлось подождать внизу минут пять, пока из комнаты выселяли девушку и меняли постельное белье. Марш отклонил многократные предложения господина Брокера помочь с багажом и не обращал внимания на похотливые взгляды, которые старик бросал в сторону Шарли. Однако он потребовал, чтобы их накормили – принесли хлеба, сыра, ветчины, фруктов, термос с черным кофе. Управляющий обещал принести лично. Марш попросил оставить все это в коридоре.
– Конечно, это не «Адлон», – заметил Марш, когда они остались одни. Комнатка была душной. Казалось, что все тепло гостиницы, поднявшись вверх, скапливалось под черепицей крыши. Встав на стул, он открыл чердачное окно и спрыгнул, осыпаемый тучей пыли.
– Кому нужен «Адлон»? – Она обняла его и крепко поцеловала в губы.
Как было сказано, управляющий оставил поднос с едой за дверью. Карабканье по лестнице почти доконало его. Сквозь трехсантиметровые доски Марш слушал его хриплое дыхание, а потом удаляющиеся шаги. Убедившись, что старик ушел, он забрал поднос и поставил его на хрупкий туалетный столик. В двери не было замка, он сунул стул в дверную ручку.
Марш положил чемоданчик Лютера на жесткую деревянную кровать и достал складной нож.
Замок был предназначен выдержать именно такой приступ. Прежде чем открылась застежка, пришлось повозиться целых пять минут, к тому же сломалось одно лезвие. Он поднял крышку.
Снова этот бумажный запах – запах давно не открывавшейся картотеки или забытого хозяином ящика письменного стола. И что-то ещё – похоже, антисептик, лекарства.
Шарли стояла за спиной. Он ощущал на щеке тепло её дыхания.
– Неужели пустой?
– Нет, не пустой. Полный.
Он достал носовой платок и вытер вспотевшие руки. Потом опрокинул чемоданчик вверх дном, вытряхнув содержимое на покрывало.
4
ЗАЯВЛЕНИЕ, СДЕЛАННОЕ ПОД ПРИСЯГОЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЕКРЕТАРЕМ МИНИСТЕРСТВА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ШТУКАРТОМ
(4 машинописные страницы)
В воскресенье 21 декабря 1941 года ко мне обратился со срочной просьбой о личной встрече советник по делам евреев министерства внутренних дел д-р Бернард Лозенер. Он сообщил мне, что его подчиненный, помощник советника по расовым вопросам д-р Вернер Фельдшер, слышал из «вполне надежного источника, от одного из друзей», что недавно эвакуированные из Берлина тысяча евреев зверски убиты в Румбульском лесу в Польше. Далее он поставил меня в известность, что испытываемое им возмущение не позволяет ему оставаться на нынешнем посту в министерстве и поэтому он просит перевести его на другую работу. Я ответил, что займусь выяснением этого вопроса.
На следующий день по моей просьбе меня принял обергруппенфюрер Рейнхард Гейдрих в своем кабинете на Принц-Альбрехтштрассе. Обергруппенфюрер подтвердил достоверность информации д-ра Фельдшера и настаивал на том, чтобы я раскрыл её источник, поскольку такие нарушения мер безопасности нетерпимы. Затем он отпустил адъютанта, сказав, что хочет поговорить со мной на доверительной основе.
Он сообщил мне, что в июле его вызывали в штаб-квартиру фюрера в Восточной Пруссии. Гитлер откровенно сказал ему следующее: он решил раз и навсегда разрешить еврейский вопрос. Час настал. Он не может полагаться на то, что у его преемников хватит воли или военной мощи, которой он ныне располагает. Он не боится последствий. Теперь люди чтят Французскую революцию, но кто сегодня вспоминает о тысячах невинно погибших? Революционное время подчиняется собственным законам. Когда Германия выиграет войну, никто потом не станет спрашивать, как мы этого добились. Случись, что Германия проиграет в смертельной схватке, по крайней мере те, кто надеется извлечь выгоду из поражения национал-социализма, будут стерты с лица земли. Необходимо раз и навсегда уничтожить биологические основы иудаизма. Иначе проблема будет вырываться наружу на горе будущим поколениям. Таков урок истории.
Обергруппенфюрер Гейдрих далее сообщил, что необходимые полномочия, позволяющие ему выполнить этот приказ фюрера, предоставлены ему рейхсмаршалом Герингом 31.7.41 г. Эти вопросы будут обсуждаться на предстоящем межведомственном совещании. Тем временем, настаивал он, я должен любыми средствами установить личность источника информации, полученной д-ром Фельдшером. Этот вопрос связан с высшими соображениями безопасности.
Я со своей стороны высказал мнение, что, принимая во внимание важность затронутых вопросов, с юридической точки зрения было бы уместно получить письменное распоряжение фюрера. Обергруппенфюрер заявил, что по политическим соображениям такой образ действий невозможен, но что если у меня имеются какие-либо сомнения, то мне следует обсудить их лично с фюрером. Обергруппенфюрер Гейдрих завершил нашу беседу шутливым замечанием: принимая во внимание, что я являюсь главным составителем законов империи, а он – её главным полицейским, у нас не должно быть причин для беспокойства относительно юридического обоснования.
