Коннор немного отклонился, заглядывая через кусты.
— Наше препятствие испарилось.
— О! Отлично, в самый подходящий момент.
Ощущая одновременно неловкость, растерянность и облегчение, Аделаида волевым усилием заставила ноги слушаться и повернулась в сторону дома. Однако осознав, что Коннор не идет за ней, вернулась.
— А вы идете?
Он покачал головой.
— Я буду наблюдать отсюда.
— Ладно, — повторила она и, ощутив потребность в каком-то заключительном жесте, улыбнулась и присела в неглубоком реверансе. — Доброй ночи, Коннор.
— Сладких снов, Аделаида.
Он произнес эти слова как ласку. И Аделаида чувствовала жар его взгляда на затылке, когда потом шагала по открытому пространству к двери дома. Последней ее мыслью, перед тем как она открыла эту дверь, было, что ночь началась совсем не так, как ожидалось.
Глава 3
После того как Аделаида скользнула внутрь, Коннор тоже направился в дом. Ночь, решил он, прошла почти по плану. Он на минуту прислонился спиной к холодному камню стены, смакуя удовольствие от своего успеха... и памяти от вкуса Аделаиды Уорд. Он знал, что она будет сладкой, но легкая терпкость оказалась приятным сюрпризом.
Как правило, он избегал сюрпризов. Или, точнее, не любил, чтобы его заставали врасплох. А вот проделать это с другими было делом совершенно иным. Однако в случае мисс Уорд он был готов с радостью очароваться неожиданным.
С ней он был готов на многое. Например, оказаться обнаженным. Но теперь главным и первоочередным было обручиться с ней. Трудной задачей станет уговорить ее на это, но он как-нибудь все устроит. Обстоятельства, в которых оказалась Аделаида благодаря своему идиотичному братцу, уже сделали за него половину дела.
Вольфганг Уорд растратил семейное состояние на серию неудачных деловых попыток, настолько рискованных, что их трудно было назвать иначе, чем плохо обдуманные пари. Ходили слухи, что часть вины за неудачные вложения Вольфганга лежала на его покойной жене, но подтверждения этому Коннор пока не нашел. Тем более что неудачные проекты продолжались и после смерти этой жены при родах.
Это произошло около двух лет тому назад. Вольфгангу дали десять месяцев на празднование рождения сына и скорбь по жене, а затем посадили в долговую тюрьму, где он ухитрился заиметь еще один самый тяжкий долг. Источник и размер этого долга до сих пор оставались для Аделаиды тайной.
Только недомыслием провидения можно было объяснить, что сестры Вольфганга и его сын до сих пор не оказались в работном доме для нищих. Провидение послало Аделаиде и Изабелле небольшое наследство от какой-то дальней кузины. Его не хватило на то, чтобы выручить Вольфганга из тюрьмы, но оказалось достаточным, чтобы обеспечить сестер и малыша кровом и пропитанием... пока. От наследства уже оставалось совсем немного, а кредиторы Вольфганга прилагали все силы, чтобы его отобрать. Несомненно, им скоро удастся убедить суд, что женщинам оставлять наследство бесполезно.
У Аделаиды почти не оставалось ни времени, ни денег.
Коннор мрачно улыбнулся. К счастью для нее, у него средств хватает. А вот недостаток времени тревожил. Сегодняшней хитростью он обеспечил себе день или два... но ему требовалось больше.
Тот факт, что нынешняя история являлась специально подстроенной, вызывал у Коннора лишь небольшую неловкость. Для мук совести есть время и место. А именно их испытывает тот, кто поступает неправильно.
А он ни секунды не сомневался в том, что прав.
— Что ты так хмуришься, мальчик? Не смог проделать все лучше? Спросил бы меня.
Коннор только выгнул бровь, когда из-за угла дома появился Майкл Берч. Тяжеловесный коренастый мужчина направлялся к нему, возбужденно потирая руки и прихрамывая из-за больного колена. Хотя он уже одолел границу среднего возраста, рыжие волосы Майкла сохранили свой яркий цвет, а круглое лицо оставалось таким же гладким, как при первой его встрече с Коннором. Коннору, как он и сказал Аделаиде, тогда было шестнадцать лет. Остальное он выдумал. Майклу не понадобилось полгода, чтобы разгадать лжеца. Обман был его успешным ремеслом.
— Все прошло по плану, — сказал Коннор как бы в ответ ему.
В целом по плану, мысленно поправил он себя. Задняя дверь дома затряслась и приоткрылась. Древнее лицо Грегори О’Малли появилось в щели. Его обветренное морщинистое лицо расплылось в улыбке.
— Что скажешь, парень? Возьмет она тебя?
— В конце концов, — отозвался Коннор, наблюдая, как старик выбирается из дома. Для своего возраста Грегори был достаточно бодр, но неизвестно, что скрипело больше — дверные петли или его суставы. — Ты проследил за ней?
— Да. Она отправилась прямиком в свою комнату.
— А до этого ты прошелся мимо гостиной и остановился перед дверью.
Это не было частью плана. Грегори было велено медленно пройти по коридору мимо двери маленькой гостиной и усесться на скамейке.
— Да, так и сделал. — В голосе Грегори не было слышно ни йоты раскаяния. — Человеку нужно иногда поразвлечься. А девчонке следовало задуматься.
— Тебе повезло, что она не упала в обморок.
Майкл хмыкнул:
— У нашей девушки характер решительный.
Это было так, но ни у того, ни у другого мужчины не было возможности в этом удостовериться.
— Но ведь ты ее никогда не встречал.
— Зато наблюдал. Она приходила навещать брата в тюрьме одна, с ребенком на руках и безо всякой защиты, кроме молитвы.
— Да, — кивнул Грегори. — Характер у нее есть. Она станет хорошей женой... Ты женишься на ней?..
Майкл наклонился к Грегори.
— Минуту назад он хмурился и мрачнел.
— Встревожился? Наш Коннор?
Коннор одарил их притворной улыбкой.
— Я не тревожился. Она согласилась не встречаться с сэром Робертом сегодня.
— А завтра? — поинтересовался Грегори.
— Посмотрим.
Его собеседники обменялись взглядами, но промолчали.
Коннор задумался, насколько полно рассказать им о происшедшем.
— Ухаживание зашло дальше, чем я предполагал: она ждет от него предложения руки.
— Что ж, времени хватит отбить ее даже после церковного оглашения о помолвке, — наконец произнес Майкл. — Ничего окончательного не произойдет, пока они не встанут перед священником.
— И до брачной постели, — добавил Грегори.
При мысли об Аделаиде в брачной постели с сэром Робертом Коннора чуть не вывернуло наизнанку. Он постарался выбросить из головы и эту картину, и подобные мысли.
Грегори понизил голос и наклонился поближе:
