— Мне не следовало этого делать. Я вам не пара.
В воздухе разлилось подозрение, уродливое и гнетущее, как давешняя тишина.
— И кто же мне пара, мистер Мак-Алистер?
— Кто-нибудь… другой, — негромко ответил он. — Просто другой.
Подозрение улетучилось так же быстро, как и появилось. Он не имел в виду какого-либо определенного мужчину, которому она была предназначена, а всего лишь другого мужчину, не себя. Выходит, он не знает о заговоре. Может быть.
— Я предназначена тому, кому предназначена, — парировала она. — И не вам предсказывать мою судьбу.
Удовлетворенная собственным ответом и весьма обрадованная тем, что сумела преодолеть заикание, она повернулась и вышла, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Лиззи по-прежнему стояла посредине комнаты, прижимая к груди скомканное постельное белье.
— Ну, что он сказал? — пожелала узнать горничная.
— Что окна твоей комнаты слишком широки и что искушение забраться через них для моих убийц может оказаться слишком велико.
От изумления у Лиззи отвисла челюсть.
— Они могут залезть в окна? В моей комнате?
Эви испытала легкое чувство вины. Вполне может быть, что Лиззи ничего не знает о хитроумном плане. Хотя это и маловероятно, ведь заговор с целью выдать ее замуж — как раз из тех соблазнов, устоять перед которыми Лиззи не смогла бы ни за что.
— Нет, конечно. Он преувеличивает. Разве не ты говорила, что лорд Терстон сделает все, чтобы ни один волос не упал с наших голов?
— С вашей головы, — поправила ее Лиззи, за что удостоилась тяжелого и гневного взгляда от Эви. — Да-да, хорошо, с наших, с наших. И что же дальше — мне придется спать здесь на полу, мисс?
— Не говори глупостей. В доме найдется добрый десяток свободных кроватей. Например, в твоей старой комнате рядом со спальней Кейт.
— Ни за что! — Лиззи драматически содрогнулась. — Та комната просто огромная. Я не смогу заснуть, зная, что леди Кейт нет поблизости.
Эви едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Причиной, по которой Лиззи перебралась в комнату по соседству, стала привычка Кейт сочинять музыку по ночам. Трудно заснуть, когда твоя госпожа полночи жжет свечи, напевает что-то себе под нос и то и дело натыкается на мебель.
Однако же, при нынешних обстоятельствах смех выглядел бы неуместно. Она ничем не должна выдать себя и свое игривое настроение, напомнила себе Эви. Ей полагается быть изрядно напуганной. Нет, даже ужасно напуганной — и сохраняющей при этом присутствие духа.
— Знаешь что? Ложись рядом со мной. Кровать достаточно велика.
Особое приглашение Лиззи не требовалось. Она свалила свой узел на кресло и забралась под одеяло.
— Спасибо вам, мисс. Я буду спать крепче, зная, что не одна в комнате.
Поскольку Лиззи храпела во сне, Эви сомневалась, что может сказать о себе то же самое.
Но возможности погоревать ей не дали. Негромкий стук в дверь, ведущую в коридор, возвестил о появлении миссис Саммерс, одетой в кружевной ночной пеньюар и кружевной чепчик.
Эви изумленно уставилась на нее.
— Миссис Саммерс?
— Добрый вечер, Эви. — Матрона проскользнула мимо нее к кровати. — Ну-ка, подвинься немножко, Лиззи. Я предпочитаю спать с краю.
Эви раскрыла от удивления рот.
— С краю?
— Мистер Мак-Алистер расположился на ночь в комнате Лиззи, не так ли? — уточнила миссис Саммерс, сбрасывая с плеч пеньюар.
— Да, но…
— В таком случае, я настаиваю на том, чтобы мне дали место здесь. Угрозы угрозами, но тебе нужно думать еще и о своей репутации.
С этими словами она улеглась под одеяло рядом с Лиззи.
Эвй в отчаянии всплеснула руками.
— Не представляю, как мог кто-нибудь посторонний узнать об этом. Среди наших гостей нет никого, не заслуживающего доверия, да и прислуга не станет болтать.
— Большинство слуг, пожалуй, — согласилась миссис Саммерс, поправляя подушку под головой. — Но твоя тетя сообщила мне, что у вас в услужении появилось несколько новых горничных и грумов
[3]
.
Последнее пополнение в штате домашней прислуги, как справедливо заметила Лиззи, произошло уже целых семь месяцев назад, но Эви не стала возражать. Кроме того, она почла за лучшее не обсуждать пребывание Мак-Алистера в соседней комнате, прежде чем Лиззи разболтает, что она была с ним там. В данной ситуации подобное обстоятельство вряд ли могло нанести непоправимый вред ее репутации, но непременно подвигло бы миссис Саммерс на нудные и продолжительные нравоучения.
— В таком случае, Лиззи, двигайся дальше. Я тоже не желаю спать в середине.
— А моего мнения никто не спрашивает? — обиженно проворчала Лиззи, но послушно переместилась в центр кровати.
Нет, она положительно самая дерзкая и нахальная горничная во всей Англии.
— Ты вольна в своем выборе и можешь идти спать в другое место, — напомнила ей Эви, забираясь под одеяло.
Лиззи подвинулась еще немножко.
— Ничего, я посплю и в середине.
А Мак-Алистер раздевался совсем не для того, чтобы лечь спать. Он намеревался не более чем вздремнуть. Снимая с себя одежду, он, в первую очередь, думал об удобстве. Одно из многих преимуществ бытия отшельника состояло в том, что он имел полное право носить только то, что ему нравится, и тесных приталенных сюртуков, а также жестких воротничков не было в списке одежды, которую он любил.
Он с подозрением уставился на кровать, застеленную пуховой периной. Сон в помещении также не входил в список вещей, которые ему нравилось делать. Он предпочитал, чтобы его убаюкивал негромкий шепот листвы над головой, а не голоса в комнате за стеной или скрип половиц под чьими-то крадущимися шагами. Кроме того, на открытом месте он чувствовал себя намного увереннее, чем в замкнутом пространстве, ограниченном каменными стенами и имеющем всего два выхода.
Отшельником ему частенько приходилось ночевать в заброшенной охотничьей избушке, но быть единственным живым существом в убогой сторожке — это совсем не то, что ощущать себя одним из многочисленных обитателей огромного особняка. Куда бы он здесь ни повернулся, повсюду были люди, комнаты и стены, стены, стены… Казалось, между ним и лесом кто-то воздвигал все новые и новые барьеры.
Даже теперь, когда у него был свой дом, он часто брал одеяло и устраивался на ночлег под звездами — разумеется, если позволяла погода.
И еще — он не ложился в кровать в этой дурацкой ночной сорочке.
Сняв рубашку, Мак-Алистер небрежно набросил ее на спинку стула. Вспомнив, как его обнаженная грудь привела Эви в явное замешательство, он улыбнулся. Она выглядела очаровательно, когда краснела и смущалась. Для него она всегда оставалась красавицей, с огромными карими глазами, с нежным изгибом лебединой шеи и соблазнительной фигуркой, стройной и одновременно с достаточно пышными формами. Сколько ночей он провел, представляя эту фигурку в своих объятиях?
