Эви настолько устала, что готова была заснуть стоя. Но она заставила себя несколько раз сходить в лес и только потом остановилась, уперев руки в бока и обозревая результаты своего труда. Получившаяся подстилка, по ее мнению, напоминала мягкое и уютное гнездышко.
— Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное.
— Напротив, все очень хорошо.
Эви оглянулась на Мак-Алистера и только сейчас обратила внимание на то, что он укладывал сухие ветки шалашиком на небольшом клочке очищенной от травы земли.
— Вы собираетесь разжечь костер? — поинтересовалась она. — Но разве вас не беспокоит, что дым может выдать наше местонахождение? Если нас действительно ищут, то костер послужит им пригласительным билетом к нам в гости, разве не так?
— По дороге мы миновали несколько десятков жилых домов, и во всех…
— В самом деле?
Эви не могла припомнить ни одного.
— Мы объезжали их стороной, — поправился он. — Но видели много дымовых труб.
— И слишком много очагов, чтобы наш возможный противник смог обследовать их все, — закончила она вместо него, согласно кивнув головой.
Мак-Алистер разломил очередную веточку пополам и положил обломки крест-накрест.
— Кроме того, скоро стемнеет.
Она смотрела, как он подтащил к куче хвороста толстое бревно.
— А вы сильнее, чем кажетесь на первый взгляд.
Поскольку он и с самого начала не показался ей слабаком, Эви решила, что это о чем-то да говорит, и не поскупилась на комплимент.
Но Мак-Алистер лишь вопросительно приподнял брови в ответ.
— Оно выглядит очень тяжелым, — пояснила девушка, жестом указывая на бревно. — Кроме того, вы носили меня на руках.
И не стоит из-за за этого смущаться и краснеть, сурово одернула она себя.
— И уже не один раз.
Он бросил бревно на землю у костра.
— Вы — маленькая и легкая.
Глаза Эви опасно прищурились. Он что же, смеется над ней? Она не была ни маленькой, ни миниатюрной, как нередко называли ее члены семьи. Да, росту она невысокого, но в нужных местах у нее присутствуют все необходимые изгибы и выпуклости. Но ни в голосе, ни в лице Мак-Алистера Эви не заметила и следа насмешки.
Впрочем, таков уж он был, этот Мак-Алистер; догадаться о чем-либо по его лицу или поведению было решительно невозможно.
— Что ж…
Ну, и как прикажете ей реагировать на его слова? Поскольку Эви не имела об этом ни малейшего представления, то ограничилась тем, что спросила:
— Может быть, я могу чем-то помочь вам?
— Принесите еду.
Будучи уверена — ну, почти уверена — в том, что его повелительный тон не ущемляет ее достоинства, она пожала плечами и направилась к лошадям, чтобы достать из седельных сумок остатки завтрака, который они так и не доели с миссис Саммерс. Она обнаружила печально выглядевший одинокий сэндвич с ветчиной, ломоть черствого хлеба, кусочек подсохшего сыра и изрядное количество эля, разбавленного водой.
От жажды они, похоже, не умрут, а вот еды было мало даже для одного.
Эви украдкой взглянула на Мак-Алистера, который неутомимо таскал из леса ветки и сучья для костра. Пожалуй, ей стоит поумерить свою язвительность, да и вообще подумать о своем поведении.
— Боюсь, провизии у нас очень мало. — Эви подождала, пока он опустит на землю последнее бревно, и протянула ему сэндвич и львиную долю хлеба с сыром. — Впрочем, мне все равно не хочется есть.
Мак-Алистер невозмутимо разделил сэндвич на две части и протянул ей половинку.
— Ешьте.
Эви поспешно отступила на шаг, не приняв щедрого предложения.
— Я сыта. Здесь вполне хватит хлеба с сыром, чтобы…
— Возьмите сэндвич, Эви.
Девушка сообразила, что они опять оказались в опасной близости от очередного спора, посему шагнула вперед и взяла предложенную ей половинку.
— Право же, это глупо! Я буду давиться этим сэндвичем, а вам достанется так мало. Вы уверены, что…
— Мне хватит. — Он кивнул в сторону своей порции хлеба с сыром. — И этого, кстати, тоже берите побольше.
— Ладно, посмотрим, — неопределенно откликнулась она. — Если мне все еще будет хотеться есть после сэндвича.
Мак-Алистер не стал настаивать и опустился на колени перед кучкой аккуратно сложенного хвороста. Не прошло и минуты, как он с ловкостью, обусловленной, без сомнения, большой практикой, уже раздул огонек, и вскоре костер весело затрещал, разбрасывая вокруг искры. Эви уселась у огня, в мгновение ока проглотила свой хлеб с сыром и забросила в рот последние крошки с ладони, старательно избегая смотреть в сторону порции Мак-Алистера.
Они долго молчали, но молчание это было каким-то уютным и домашним — оно возникает не у родственных душ, а между людьми, уставшими и вымотанными до предела. Эви смотрела на языки пламени, не думая ни о чем, а вокруг них постепенно сгущалась темнота.
— Почему они так поступили? — вдруг спросил Мак-Алистер.
Она растерянно подняла на него глаза.
— Прошу прощения?
— Зачем им нужно было составлять заговор с целью подыскать вам супруга?
— А-а, вот вы о чем. — Эви тряхнула головой, приходя в себя, и улыбнулась ему. — Значит, вы все-таки поверили мне?
— Нет. Это гипотетический вопрос.
Эви вздрогнула, и плечи ее обиженно поникли. Она была обескуражена даже не столь явным неприятием ее точки зрения, а той легкостью, с какой он отмахнулся от ее мнения.
— В общем, верите вы мне или нет, но это хитрость, план, уловка, называйте, как хотите. Она как-то связана с обещанием, которое мистер Флетчер дал умирающему лорду Рокфорту — отцу Алекса. Откровенно говоря, не представляю, что это было за обещание, раз для его выполнения требуется выдать меня замуж. Я почти не знала покойного лорда.
— Разве вы не можете сами выбрать себе мужа?
— Разумеется, могу, — быстро откликнулась Эви и понадеялась, что в сгущающихся сумерках он не заметит легкого румянца у нее на щеках.
В общем-то, ей еще никогда не предлагали руку и сердце, хотя, с другой стороны, она всегда старалась не дать ни одному джентльмену оснований для подобного шага.
— Замужество меня просто не интересует как таковое.
— А почему?
Она подняла с земли маленькую веточку и бросила ее в огонь.
— С таким же успехом я могу спросить: а почему оно должно меня интересовать?
— Чтобы иметь детей и собственный дом.
— Халдон давно стал для меня домом, мистер Мак-Алистер, и останется таковым до тех пор, пока там живут члены моей семьи. Кроме того, не всякая женщина рассматривает свою жизнь исключительно через призму замужества, детей и домашнего хозяйства.
