Впрочем, Эви и сама не заметила, как заснула — на целых два часа. Она, наверное, проспала бы беспробудно всю ночь, если бы ее покой не потревожила Лиззи, которая, споткнувшись о порог, ввалилась к ней из соседней комнаты. Как и давеча, глаза у нее округлились от изумления, правда, сейчас на ней была ночная рубашка, а к груди горничная прижимала скомканное постельное белье.
Эви села на кровати, мгновенно проснувшись, и уставилась на Лиззи затуманенным ото сна взором.
— В чем дело? Что случилось?
— Он в моей комнате. Он выгнал меня из моей собственной комнаты.
Эви соскочила с кровати.
— Он? Кто он?
— Отшельник, — выдохнула Лиззи. — Мак-Алистер.
— В твоей комнате?
Эви схватила со стула пеньюар и набросила его на плечи.
Лиззи утвердительно затрясла головой и перевела дух.
— Он просто взял и вошел ко мне, красавчик этакий, правда, предварительно постучав, — сообщила она. — Но потом он потребовал, чтобы я собрала свои вещи и отправилась спать сюда, к вам.
— Но это же просто невероятно! Не могу поверить, что он вломился к тебе в комнату.
Или он думает, что может обращаться с Лиззи, как ему заблагорассудится, только потому, что она служит в особняке горничной?
— А я до сих пор не могу поверить, что видела его во плоти, — задыхаясь, выпалила Лиззи. — Весь день я безуспешно искала его, а он вдруг взял и…
— Вломился к тебе в комнату, — закончила вместо нее Эви. Она решительно поправила на себе пеньюар, закутавшись в него поплотнее. — Но это мы еще посмотрим, чья возьмет.
— Быть может, лучше послать за лордом Терстоном или…
— Я и сама вполне способна управиться с Мак-Алистером и ему подобными.
Эви решительно шагнула к двери, намереваясь исполнить задуманное.
4
Эви никогда не считала себя ханжой или недотрогой. Скорее, напротив. В четырнадцать лет она первой из своих подруг изведала, что такое поцелуй. В девятнадцать она встретила свою первую подопечную проститутку, а в двадцать ей самой сделала предложение сначала содержательница притона, затем сутенер, а позже и дюжина подвыпивших матросов. Таким образом, она восполнила пробелы в своем образовании, побывав в самых бедных районах Лондона, которые правильнее было бы назвать трущобами.
В соответствии с нормами поведения, принятыми в обществе ее подруг и знакомых, Эви пользовалась репутацией скандально передовой и чрезмерно прогрессивной молодой леди — и репутация эта непременно подтвердилась бы, если бы кто-нибудь из них узнал о ее похождениях. Но даже она оказалась не подготовленной к тому зрелищу, которое открылось ей по другую сторону двери, в соседней комнате.
Там обнаружился полуодетый Мак-Алистер, Собственно говоря, если быть совсем уж точным, то раздетый более чем на четверть. Самое же пикантное, впрочем, заключалось в том, что это был именно Мак-Алистер, а не кто-нибудь другой, и что он находился в смежной с ней комнате, да еще и раздевался при этом. Он стоял в одной рубашке, да и та была уже расстегнута до пояса, открывая нескромному взгляду загорелую кожу и широкую грудь, на которой бугрились мускулы. Этот человек был сложен как античный бог, изображение которых она видела в альбомах.
— Ч-что…
Проклятье! Она прикусила кончик языка и отвела взгляд, чувствуя, как у нее внутри все загорелось, но сделала новую попытку:
— Ч-что это вы тут делаете?
Мак-Алистер оставил ее вопрос без ответа, что было вполне понятно, учитывая всю очевидную незамысловатость того, чем он занимался. Эви почувствовала, как щеки ее запылали жарким румянцем. Почему, черт побери, она не сообразила постучать для начала?
— Вы не имели никакого права в-выгонять Лиззи из ее к-ком-каты.
Уголком глаза она наблюдала, как он неторопливо застегивает рубашку.
— Я сделал это ради ее же блага.
Смущение на мгновение уступило место полнейшей растерянности.
— Ради ее же блага?
Он указал на широкие окна:
— Если бы мне были нужны вы, я бы воспользовался ими.
Эви оглядела большие окна в комнате Лиззи, а затем отступила назад, чтобы взглянуть на еще более широкие оконные проемы уже в собственной спальне.
— А почему не теми, которые находятся у меня в комнате?
— Они слишком хорошо охраняются.
— Что ж, в таком случае, почему бы злодею не проникнуть в особняк в-внизу, через окна какой-нибудь пустующей комнаты?
Господь свидетель, таковых в Халдоне насчитывалось великое множество.
— Эти расположены ближе.
Что-то в его доводах показалось ей очень и очень странным, вот только она не могла понять, что именно.
Отложив ускользающую мысль на потом, она взглянула ему прямо в лицо — осуществить эту задачу было тем легче, что он уже застегнул свою рубашку на все пуговицы, — и ядовито поинтересовалась:
— Вы что, разбираетесь в подобных вопросах?
Воспоследовала долгая-долгая пауза, прежде чем он наконец утвердительно кивнул головой.
— Я… да.
Откуда отшельник мог разбираться в таких вещах, если он не бывший военный? С другой стороны, почему образованный, неглупый и, вероятно, хорошо воспитанный солдат благородного происхождения предпочел стать отшельником? Она склонила голову к плечу, не сводя с него внимательного взгляда.
— Кто вы такой?
Несомненно, он окажет ей любезность и ответит на столь простой вопрос.
Долгое молчание дало ей понять, что, увы, как раз удовлетворять ее любопытство он и не собирается.
Эви постаралась справиться с чувством разочарования и обиды, которое вспыхнуло у нее в груди. Она ведет себя просто нелепо! Давний поцелуй, хитроумный план родственников, его сдержанность — все это граничило с абсурдом и не могло стать причиной ее отчаяния. В конце концов, она была взрослой женщиной двадцати шести лет, а не какой-нибудь глупой мисс из пансиона, которую может довести до отчаяния мужское равнодушие.
— Что ж, можете оставить свои тайны при себе, — пробормотала она и повернулась к двери.
— Эви.
Она не должна останавливаться. Она знала, что не должна. Но остановилась.
Мак-Алистер подождал, пока она повернется к нему лицом.
— Я не хотел обидеть вас, — мягко сказал он. — Никого из вас обеих.
Эви заколебалась. Она знала, что не должна спрашивать его об этом. Знала, что вообще не должна поднимать эту тему. Но язык не повиновался ей.
— Почему… тем вечером в лесу… почему же…
Она оборвала себя на полуслове, когда он покачал головой.
