Воздух наполнился звуками фортепиано. Кто-то играл на нем, нет, не кто-то, поправил он себя, направляясь к двери. Это была Кейт. Никто другой не смог бы играть так же. Никто другой не мог сравниться с ней. Другие играли хорошо, или очень хорошо, или даже замечательно. Игра Кейт была непревзойденной. Это было нечто грандиозное.
Он пошел на звук в музыкальную комнату и тихо стал в дверном проеме.
Еще одна причина, по которой он женится на леди Кейт Коул, — ее редкий музыкальный талант. Если внешняя красота Кейт вызывала у мужчины восторг, ее искусство доставляло райское наслаждение. И какой мужчина не захочет провести остаток жизни, наблюдая и слушая, как прекрасная леди Кейт Коул извлекает неземные звуки из фортепиано?
Леди Кейт Хантер, поправил он себя и не впервые мысленно отметил, что поставит те инструменты, которые она выберет, в каждом поместье, особняке, коттедже и городском доме, которые принадлежали ему.
Кейт позволила пальцам пробежать по клавишам, и звуки сонаты наполнили комнату.
В игре, как и в танце, она была грациозна — ее разум и тело пребывали в гармонии. Музыка в ее голове плавно перетекала в звуки, которые она создавала при помощи пальцев. Она никогда не пропускала ни ноты, ни паузы, не сбивалась с ритма. Не было акцента самого незаметного, эмоции самой мимолетной, которых она не могла бы извлечь с помощью клавиш. Для нее играть на фортепиано было так же просто, как говорить, так же естественно, как смеяться, и так же необходимо, как дышать.
Движения ее пальцев замедлились — она заиграла обманчиво простую мелодию, постепенно придавая ей глубину и силу. Наконец прозвучал яркий финал.
Она удовлетворенно вздохнула, когда стихли последние ноты. Что ей еще сыграть? Что-нибудь печальное? Что-нибудь более сложное? Что-нибудь…
Легкое покалывание пробежало по ее спине, она повернулась на скамейке и обнаружила Хантера, который, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за ней. Его поза была расслабленной, но его взгляд был таким пристальным, что покалывание перешло в дрожь, и она поняла, что не сможет отвернуться.
Хантер разрушил чары, войдя в комнату и закрывая за собой дверь.
— Это было изысканно, Кейт.
Она почувствовала, что краснеет, и из-за комплимента, и из-за взгляда, который он бросил на нее.
— Спасибо.
— Это ваше произведение? — как бы между прочим спросил он.
Она кивнула и заставила себя говорить таким же несерьезным тоном:
— Подарок Эви на семнадцатилетие.
— Это сколько вам было тогда? — спросил он, подходя к ней. — Тринадцать лет?
— Да, вы правы.
— Невероятно! — пробормотал он. — Она, должно быть, была взволнована.
— О да, пока не узнала, что мне пришлось сочинить его, потому что я истратила все карманные деньги на сладости и ленточки для волос.
Хантер засмеялся и прислонился бедром к фортепиано.
— Уит говорил, что вы играете и на других инструментах.
— На некоторых, но предпочитаю я струнные инструменты. — Она лениво постучала пальцем по клавише. — Особенно этот.
— Фортепиано — струнный инструмент?
— Да, разве вы не знаете этого? — Когда он отрицательно покачал головой, она встала, обошла его и указала под крышку фортепиано. — Видите? Клавиши приводят в движение молоточки, которые ударяют по струнам, поэтому струнный инструмент.
Он заглянул внутрь:
— В самом деле!
— У вас не было пианино в детстве, я права? — Когда он молча поднял брови, она пожала плечами и опустила крышку фортепиано. — Детей неумолимо притягивает все, что имеет крышку. Никто не может помешать им попытаться заглянуть внутрь.
— Любопытство — мощный стимул. Благодаря ему мы все узнаем.
Она провела пальцами по деревянному корпусу фортепиано.
— Благодаря ему мы остаемся — «целуясь с красивыми пиратами в гостиных» — с мертвыми кузнечиками.
— Прошу прощения?
— Да нет, ничего. — Она посмотрела на него. Он стоял очень близко. Она чувствовала запах его мыла, и ей стало интересно, почувствует ли она еще раз вкус мяты. Она снова опустила глаза на фортепиано. — Любопытство не всегда полезно.
— Проверим?
Кейт не могла позволить себе встретиться с ним взглядом, спрашивая:
— И как мы можем это сделать?
Он не ответил. Он просто шагнул к ней и заключил ее в свои объятия.
Хантер был осторожен. Этот поцелуй не был проверкой, как в гостиной, и не был попыткой соблазнения. Он хотел привлечь и увлечь. Он хотел убедить ее в том, что безопасно поддаваться любопытству… пока она рядом с ним.
Он дразнил ее губы своими, игриво нападая и отступая. Любопытство и безопасность. Приключение и защита. Это была правильно выбранная тактика, потому что с жаждой, мучившей его, требующей большего, таким образом бороться было легче, чем он себе представлял до того, как все началось. Легче, потому что поцелуй был не для него. Он был для нее.
Так получилось, что целовать Кейт ради Кейт и доставляло ему удовольствие, и входило в его планы.
Заманивать ее, дразня близостью, — вот в чем состоял его план.
Именно с этой целью он обнял ее крепче и прижал к себе. «Не слишком крепко, — напомнил он себе мысленно, — не слишком близко!» Было важно дать ей возможность думать, что она может вырваться. Также было важно убедиться в том, что она этого не хочет.
С этой целью он целовал ее крепче, позволяя своему рту накрыть ее рот и нежно дразня ее губы по очереди, чтобы он мог полностью прочувствовать ее, а она — его. Она стала прерывисто дышать, когда его язык проскользнул в теплые глубины ее рта, потом застонала и прижалась к нему, прося большего.
Он сам хотел дать ей больше. Внезапно ему захотелось получить все. При каждом ее вздохе, каждом прикосновении ее губ и легком движении ее руки, он терял самообладание, ему все тяжелее удавалось помнить, кому и для чего предназначался этот поцелуй.
Был соблазн забыть обо всем. Ее вид, ее: запах подняли в нем бурю чувств. Было бы легко позволить своим целям и планам ускользнуть на задний план, позволить страсти взять над ним верх. Он мог раздеть ее за минуту, заставить ее задыхаться и стонать, произнося его имя и склоняясь на скамейку, стоящую перед фортепиано…
Проклятье! Он обнаружил, что уже почти потерял над собой контроль.
Он постепенно смягчил поцелуй, но не ослабил объятия, дразня ее губы своими. Он продолжал делать это все нежнее и нежнее, в течение нескольких долгих минут, пытаясь немного унять ее возбуждение, а не потому, заверил он себя, что ему было трудно отпустить ее.
Наконец, когда ее дыхание восстановилось и его сердце перестало пытаться вырваться из груди, он отстранился.
