Расстроенная сверх меры и сильно жалея о том, что не запомнила как следует ругательства, которые Эви с таким удовольствием коллекционировала, она заскрипела зубами и топнула ногой по ковру, что было бесполезно и, надо сказать, весьма глупо.
— Это не происходило бы со мной, если бы лорд Брентворт был так любезен и держал свои окна открытыми.
Для нее, похоже, не имело значения, что все еще идет дождь и, следовательно, ни одно окно нельзя открыть.
Хантер прочистил горло:
— Я правильно вас понял? Вы зацепились за ковер, потому что лорд Брентворт держит окна в своем доме закрытыми?
— О, неважно, — пробормотала она, смущенная тем, что проговорилась. — Вы не поймете.
— Сейчас я точно не понимаю.
— Объяснение вряд ли поможет.
— Почему бы вам не попытаться?
Она не могла встретиться с ним взглядом.
— Потому что я не хочу, чтобы на меня смотрели так, будто я сошла с ума, — сказала Кейт, решив, что она наделала достаточно глупостей для одного дня.
— Разве я когда-нибудь смотрел на вас так?
Нет, его взгляд всегда говорил о том, что он думал о чем- то совершенно другом. О чем-то, о чем она не собиралась размышлять. В данный момент ее занимало другое. Будет справедливо, если она поделится с ним своим секретом после того, как он поделился с ней одним из своих, и поможет ли это убрать остатки туч из его глаз? И что означает то, что эти тучи так сильно занимают ее, и…
— Кейт?
— Я слышу музыку, — выпалила она, зная, что в следующий момент передумает.
Он посмотрел в направлении музыкальной комнаты и прислушался:
— Я ничего не слышу.
— Нет, я имею виду… я имею в виду, в своей голове. Я слышу музыку в своей голове.
Она не верила, что сказала это. Эти шесть слов были как пробка, застрявшая в горле, сдерживая все объяснения. Пробка вылетела, и Кейт затараторила:
— Не все время, но довольно часто. Это моя музыка, мелодии, которые я сочиняю. Иногда это произведение, над которым я работаю, иногда то, что я уже сочинила, но иногда это совершенно новая для меня аранжировка, и время от времени, когда музыка резко меняется или какой-то ее отрывок звучит по-другому, я не обращаю внимания на то, что делаю, — что происходит почти всегда, не так ли? — и я делаю такие вещи — цепляюсь за ковры и опрокидываю вазы. Честно говоря, я делаю это, даже когда звучит одна мелодия, но внезапное изменение, скорее всего…
Он поднял руку, чтобы остановить этот поток слов, что, она должна была признать, было к лучшему. Ее объяснение, довольно подробное, к сожалению, было не совсем понятным.
— Музыка звучит в вашей голове? — спросил он, четко произнося каждое слово.
Пробка снова перекрыла горло. Кейт нервно закивала.
— Музыка, которую вы никогда не слышали раньше?
Хотя это было не всегда так, она подумала, что будет разумнее снова кивнуть, вместо того чтобы опять вдаваться в объяснения.
Хантер нахмурился:
— Она просто… приходит к вам?
Она кивнула еще раз, надеясь, что в последний. Ждать его реакции было мучительно.
Его лицо выражало удивление, и он произнес с благоговением:
— Какой необычный дар!
Пробка исчезла, как и нервозность. Ничего из того, что он мог сказать, не утешило и не порадовало бы ее больше.
Это действительно был дар. Несмотря на некоторые негативные последствия, она всегда считала этот дар бесценным. Однако она не представляла, что Хантер будет того же мнения. Она надеялась на то, что он его признает, и рассчитывала хотя бы на сочувствие, но не на восхищение и понимание.
Однако нельзя было сказать, что он выглядел понимающим в этот момент. Он заглядывал за ее плечо, явно смущенный:
— А как это связано с окнами лорда Брентворта?
— О, действительно! — кивнула она. — Это море. Когда я четко слышу его, музыка умолкает.
— Правда?
—Я думаю, это ритм волн. Внешняя музыка заменяет мою. Это как если бы я отправилась в оперу и слышала всех музыкантов одновременно. И я менее склонна… — она махнула рукой на ковер, — на подобное, когда есть внешний источник звуков. Они более единообразные, чем то, что звучит в моей голове. Мне достаточно легко приспособиться к этому темпу, и я не думаю о том, что он может резко измениться.
— А то, что звучит внутри, часто меняется резко?
— Нет, иногда это одно и то же в течение нескольких дней или даже недель, иногда происходит постепенное изменение, иногда меняется не сама мелодия или ее темп, а инструменты. Я слышу виолончель, а потом звук становится более высоким, и внезапно я осознаю, что это флейта. — Она бросила на Хантера сердитый взгляд. — Это также раздражает.
— Я представляю. — Он внезапно улыбнулся. — Жизнь, должно быть, кажется вам бесконечной театральной постановкой.
Она засмеялась и покачала головой:
— Музыка не такая последовательная и громкая. Это не так, как будто у меня в голове играет целый оркестр. — Она пожала плечами. — Лиззи говорит, что все слышат музыку в своей голове время от времени. Я не думаю, что то, что слышу я, нечто особенное, просто я слышу ее чаще и более отчетливо, я полагаю. И я могу немного этим управлять, — добавила она, чтобы он не думал, что она потакает прихотям своего дара или что сочинение музыки не требует никаких усилий. — Обычно, когда я концентрируюсь, я могу слышать то, что хочу, изменять ее так, как хочу. Таким образом я сочиняю. Но когда я не концентрируюсь, ну…
Он понимающе кивнул:
— И что вы слышите сейчас?
—Как моя мама выговаривает мне за разбитую вазу, — мрачно произнесла она, хотя на самом деле это все еще была детская мелодия. — Я не должна больше откладывать это на потом.
Он положил руку на спину Кейт и мягко подтолкнул ее к двери:
—Вашей матери не нужно знать об этом.
—Я не буду лгать ни ей, ни лорду Брентворту.
—Нет, будете. — Он отпер дверь. — Я вам приказываю. — Вы не можете это сделать.
—Я думаю, я только что сделал именно это.
Он окинул взглядом коридор, чтобы убедиться, что там никого нет, прежде чем вывести ее из комнаты и закрыть за собой дверь.
— Я никогда не обещала исполнять любой ваш приказ. — Кейт засмеялась. — Я пообещала исполнять только те приказы, которые имеют отношение к расследованию.
— Этот имеет.
— Какое?
Взглянув на него, она увидела веселые искорки в его глазах.
— Я приказываю вам не спрашивать.
Кейт все еще смеялась, когда Хантер оставил ее, пообещав, и что уладит дело с вазой. Завернув за угол, он остановился, прислонился к стене и два раза глубоко вздохнул.
