Глава 8
Из замковой кухни доносились звон котлов, веселый смех и
песенки. Насытить всю ораву гостей оказалось делом нелегким, так как у короля
Хервига никакой прислуги не было. Присутствие чародеев проблемы также не снимало,
поскольку в результате консенсуса было решено питаться естественным путем и
отказаться от кулинарных волшебств. Все кончилось тем, что Нэннеке загоняла на
работу кого только могла. Вначале это было нелегко: те, кого жрица ухватила, в
кухонных делах, как она выразилась, «не секли», а те, которые «секли», сбежали.
Однако Нэннеке отыскала неожиданную подмогу в лице Гардении Бибервельт и
хоббинок из ее свиты. Понятливыми и прекрасными кухарками оказались, о диво,
все четыре распутницы из группы Лютика.
Со снабжением хлопот было поменьше, Фрейксенет и князь
Агловаль организовали охоту и поставили к столу достаточно много крупной дичи.
Браэнн и ее дочки за два часа забили кухню дикой птицей. Даже самая младшая из
дриад, Нюна, на удивление ловко управлялась с луком. Король Хервиг, обожавший
рыбачество, на заре выплывал на озеро и привозил щук, судаков и огромных
окуней. Обычно его сопровождал Локи, младший сын Краха ан Крайта. Локи знал
толк в рыбачестве и лодках, а кроме того, бывал достижим на рассвете, поскольку,
как и Хервиг, не пил.
Даинти Бибервельт, низушек, и его родственники не без помощи
допплера Тельико, занимались украшательством залы и комнат. Подметать и мыть
полы загнали обоих пророков, дрессировщицу крокодилов, резчика по мрамору и
непросыхаю-щего медиума женского полу.
Присмотр за подвалом и напитками вначале поручили Лютику и
его коллегам-поэтам, но это оказалось страшнейшей ошибкой. Поэтому бардов
изгнали, а ключи передали Фрее, подружке Мышовура. Лютик и поэты целыми днями
просиживали у дверей в подвальчик и пытались всколыхнуть Фрею любовными
балладами, к которым, однако, у островитянки оказался столь же устойчивый
иммунитет и сопротивляемость, как и к алкоголю.
Геральт, вырванный из дремы звоном копыт по камням двора,
поднял голову. Из-за прильнувших к стене кустов появилась блестящая от воды
Кэльпи с Цири в седле. На Цири был ее любимый черный костюм, а за спиной – меч,
славный гвихир, добытый в пустынных катакомбах Кората.
Несколько секунд ведьмак и девушка молча глядели друг на
друга, потом Цири тронула кобылу пяткой, подъехала ближе. Кэльпи наклонила
голову, пытаясь дотянуться до ведьмака зубами, но Цири сдержала ее, резко
натянув поводья.
– Значит, сегодня, – проговорила ведьмачка, не слезая с
лошади. – Сегодня, Геральт.
– Сегодня, – подтвердил он, откинувшись к стене.
– Я рада, – неуверенно сказала она. – Думаю… Нет,
уверена, что вы будете счастливы, и рада этому…
– Слезь, Цири. Поговорим.
Девушка покачала головой, отбросила волосы назад, за ухо. На
мгновение мелькнул большой, некрасивый шрам на щеке – память о тех страшных
днях. Цири отрастила волосы до плеч и зачесывала их так, чтобы скрыть шрам, но
порой забывала об этом.
– Уезжаю, Геральт, – сказала она. – Сразу после
торжеств.
– Слезь, Цири.
Ведьмачка спрыгнула с седла, присела рядом. Геральт обнял
ее. Цири прижалась к его плечу головой.
– Уезжаю.
Он молчал. Слова так и просились на язык, но не было среди
тех слов ни одного, которое он мог бы считать подходящим. Нужным. И он молчал.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – медленно сказала
Цири. – Ты думаешь, что я убегаю. Ты прав.
Он молчал. Он знал.
– Наконец-то, после стольких лет, вы вместе, Иен и ты… Вы
заслужили счастье и покой. Дом. Но меня это пугает. Поэтому я… убегаю.
Он молчал. Он думал о том, сколько раз убегал сам.
– Отправляюсь сразу после торжеств, – повторила
Цири. – Хочу снова видеть звезды над большаком, хочу насвистывать среди
ночи баллады Лютика и жажду борьбы и пляски с мечом, жажду риска, жажду
наслаждения, которое дает победа. И жажду одиночества. Ты меня понимаешь?
– Конечно, понимаю, Цири. Ты – моя дочь, ты – ведьмачка. Ты
поступишь так, как должна поступить. Но одно я обязан тебе сказать. Одно. Ты не
убежишь, хоть все время будешь убегать.
– Знаю. – Она прижалась крепче. – Я все еще
надеюсь, что когда-нибудь… Если я подожду, если наберусь терпения, то и для
меня когда-нибудь настанет такой прекрасный день… Такой прекрасный день… Хотя…
– Что, Цири?
– Я никогда не была красивой. А с этим шрамом…
– Цири, – не дал он ей досказать. – Ты самая прекрасная
девушка в мире. Конечно, после Иен.
– Ох, Геральт…
– Если не веришь, спроси Лютика.
– Ох, Геральт.
– Куда?..
– На юг, – прервала она, отворачиваясь. – Страна
еще дымит там после войны, идет восстановление, люди бьются за выживание. Им
необходима защита и охрана. Я пригожусь. И еще есть пустыня Корат… есть еще
Нильфгаард. Там у меня свои счеты. Там еще надо кое-что подравнять, гвихиру и
мне…
Она замолчала, лицо стало жестким, зеленые глаза сузились,
губы искривила злая гримаса. «Помню, – подумал Ге-ральт. – Помню».
Да. Это было тогда, на скользких от крови ступенях замка Рыс-Рун, когда они
дрались плечом к плечу, он и она. Волк и Кошка, две машины для убийства,
нечеловечески быстрые и нечеловечески жестокие, доведенные до крайности,
разъяренные, прижатые к стене. Да, тогда нильфгаардцы, смятые ужасом,
отступили, преследуемые сверком и свистом их клинков, а они медленно пошли
вниз, вниз по ступеням замка Рыс-Рун, скользким от крови. Пошли, поддерживая
друг друга, связанные, а перед ними двигалась смерть, смерть, воплотившаяся в
два блестящих лезвия мечей. Холодный, спокойный Волк и сумасшедшая Кошка.
Просверк мечей, крик, кровь, смерть… Да, это было тогда… Тогда.
Цири снова откинула волосы, и, скрытая раньше пепельными
прядями, блеснула серебряной белизной широкая полоска у виска.
Тогда у нее поседели волосы.
– Там у меня свои счеты, – прошипела она. – За
Мистле. За мою Мистле. Я отомстила за нее, но одной смерти за Мистле мало…
«Бонарт, – подумал Геральт. – Она убила его,
ненавидя. Ох, Цири, Цири. Ты стоишь над пропастью, доченька. За твою Мистле
мало и тысячи смертей. Берегись ненависти, Цири, она пожирает как рак».
– Береги себя, – шепнул он.
– Предпочитаю, чтобы береглись другие, – зловеще
усмехнулась она. – Это гораздо важнее… По большому счету.
«Я уже никогда не увижу ее, – подумал он. – Если
она уедет, я ее уже никогда не увижу».
