Питеру Пэну было всего семь дней, когда он выбрался из дому
через не забранное решеткой окно. Он не хотел быть младенцем, из которого
когда-нибудь получится брюхатый филистер, страшный petit bourgeois, либо, в
лучшем случае, старый циник. У Питера не было крыльев, но он полетел, ибо
глубоко верил, что летать умеет. Позади он оставил все, улетел из детской
комнатки в ночную тьму, в ветер и дождь, чтобы опуститься в Кенсингтонском
парке, у Серпентайна, в том месте, где сейчас стоит его памятник. И остался
здесь навсегда, свободный и счастливый, в своей собственной стране
Никогда-Никогда.
Джеймс Мэтью Барри подарил всем мечтателям мира Питера Пэна,
дал всем Never-Never Land, страну, в которой возможно все. Он, вероятно, не
предполагал, что обогатит также терминологию психиатрии и психологии. Ведь
«комплексом» либо «синдромом Питера Пэна» стали именовать болезненное
состояние, проявляющееся в глубоком отвращении к филистерству и мещанству,
явной нелюбви к теплым тапочкам, телевизору и тряпкам, отказе участвовать в
постоянной, непрекращающейся погоне за деньгами и венчающему весь этот
изумительный жизненный опус инфаркту. Тронутый таким синдромом человек говорит
всему этому «нет» и улетает в Кенсингтонский парк.
Так вот и вылезло шило из мешка, а комплекс из автора. Да,
есть в моей душе изъян, есть скелет на дне благоухающего нафталином шкафа. У
меня постыдная болезнь: я страдаю синдромом Питера Пэна. И, как и большинству
страдающих, мне с ним легко и приятно.
Выдам вам, дорогие мои, еще один секрет. Как и Питеру,
случилось мне усомниться. Однажды захотелось избавиться от этого ужасного
недуга, вернуться, словно блудный сын, в лоно здорового общества, отрастить
брюшко, завести детей и, кто знает, может быть, даже пойти на избирательный
участок и проголосовать. Затосковал я по удовольствию, которое дает «Спортивное
обозрение» и «Вечернее кабаре», по очарованию ежедневного nine to five, Monday
to Friday, until death do us part.
Да, я, как это делал Питер Пэн, отправился к Мэб, Королеве
Эльфов, прекрасной, словно Джулия Робертс в фильме Спилберга. Отправился к
всемогущей Мэб, той, которая способна исполнить любое желание. Словно Питер
Пэн, я вымолил у нее возможность возвратиться в наш милый, добрый Остров
Гдетоздесь, в нашу изумительную реальность, над воротами которой выведена
надпись «Arbeit macht frei». И, как Питер Пэн, попробовал вернуться. И с
грохотом врезался лбом в холодную решетку, которую за время моего отсутствия кто-то
успел вмуровать в окно детской. Меня, как и Питера в аналогичной ситуации,
никто не ждал. Возвращение оказалось невозможным. И бесцельным.
И очень хорошо! Потому что, поверьте, друзья, нет ничего
лучше Never-Never Land^! Виват, Страна Мечты! Здесь острова и пиратские
корабли, здесь все богатства мира и скрывающиеся в океане чудовища. Правда,
Океаны здесь – Круглый Пруд и Серпентайн, но ведь это не имеет значения. Здесь
просто мечтают и фантазируют. Здесь обитает Королева Мэб и ее эльфы, сюда
приходит прелестная Майми Мэннеринг и Венди, которая не поднимет вас на смех,
когда вы дадите ей наперсток, наивно полагая, что это поцелуй. Поэтому идите в
прелестный, полный очарования и чудес Кенсингтонский парк. Попасть туда легко.
Но если вы этого захотите, не пользуйтесь планами города или путеводителем по
Лондону. Вас должна вести картинка голых причудливых деревьев и удивительных
цветов, картинка трепещущих на ветру еще не успевших облететь листьев,
хризантем и паутинок, падубов и боярышника.
* «Труд освобождает» – надпись на воротах Освенцима (нем.).
Таких, какими их нарисовал Артур Рэкхем.
Пособие для начинающих авторов фэнтези
1. Nomen est omen
Ручаюсь, что все написанное ниже читать будет уже только
немногочисленная группа намеревающихся пи-
сать девочек и мальчиков, которые не дали оттолкнуть себя
моими заметками относительно жанра и ехидными замечаниями в адрес тех, кто
писать пытается. Некоторые наверняка стоически ожидали, справедливо полагая,
что я ехидничаю и насмехаюсь только ради того, чтобы еще в зародыше придушить
кентавра конкуренции и оторвать головы гидрам соперничества. Ждали, пока
неудержимое многословие когда-нибудь да заставит меня наконец выдать секреты,
раскрыть тайники.
Так оно и случилось. Терпеливые были правы. Вот первая
главка вполне серьезного пособия для начинающих авторов фэнтези.
Начнем с вопросов совершенно технических – с используемых в
произведении названий и имен, то есть с фантастической номенклатуры. Автор
фэнтези – это тот же Гед Перепелятник из Земноморья в башне старого
Курремкармер-рука, поскольку он должен в своем произведении дать названия
всему, всему дать имена – и хорошо знать, как это делается.
Правило первое: обучиться иностранным языкам. –Знание
хотя бы основ таковых чрезвычайно полезно при написании фэн-тези, ибо оно
оберегает от совершения ономастических ляпсусов и комичных промашек, таких,
например, как Острова Айленд (Острова Острова); гора Берг (гора Гора); собака
Хунд (собака Собака); сестры Систерс (сестры Сестры); город Булонь-сюр-Мерде
(Булонь-на-Дерьме); идальго Ихо да Пута (Ихо де Шлюха); граф де Комт (граф де
Граф); кавалер де Шевалье (кавалер де Кавалер); барон фон унд цу Катценшайзе ам
Зее (барон фон унд цу Кошачье дерьмо на Море); римский центурион Коитус
Интеррупс (центурион Прерванное Соитие) или герцогиня Эльвира Олвейс-Памперс
Вош энд Гоу.
Не знающие языков должны во весь дух мчаться к более
эрудированным и дружески расположенным людям и проконсультироваться у них
относительно придуманных имен и названий на предмет их комичности и
несуразности. Ибо нельзя исключить, что «родившееся» произведение когда-нибудь
да переведут на иностранный язык. И тогда злосчастная ошибка может серьезно
подпортить повествование. Англосаксонские писатели, например, которых
«славяноподобные» слова и звуки притягивают в номастике словно магнит, явно
забывают консультироваться у друзей-славян, в результате чего мировая фэнтези
кишмя кишит такими названиями и именами, как Бей-морд, Морда, Мордец, Мундак,
Мандак, Дурник, Барак, Шуряк-Буряк, Срак, Высряк и даже Хрен Длинномерыч. Эти
названия в польском, например, и русском языках однозначно ассоциируются со
вполне определенными словами и заставляют читателя хихикать в совершенно
неподходящие моменты. Впрочем, уже ставшая классической толкиновская Черная
Речь Орков тоже иногда неизбежно ассоциируется с чем-либо. Например, я читаю:
«Grishak ashnazg durbatuluk thrakatulyk burzum ishi krimpatulub», а слышу ушами
души своей: «Ну, Гришка, жми в магазин, возьми водки, рыбки, огурчиков, конфет
и боржоми». И тут же очами души своей вижу орков в островерхих буденовках с
красными звездами.
