Я сидела за обеденным столом, который на самом деле стоял в нише гостиной, поедала яйцо и просматривала список имен и посещаемых Максин мест, которым меня снабдил Кунц. В первую очередь я набрала номер химчистки Максин. Нет, они не видели ее в последнее время. Нет, ей не нужно забирать одежду из химчистки. Я позвонила кузине Марион, работающей в банке, обслуживающем Максин, и спросила, не было ли новостей. Никакой новой информации, сообщила Марион. Последние записи были трехнедельной давности, когда Максин сняла с банкомата триста долларов.
Последним в списке стоял продуктовый магазин «Севен-илевен» в северном Трентоне, расположенный в четверти мили от места обитания Эдди Кунца и Мамаши Новики. Когда я позвонила, управляющая вечерней смены только что пришла. Она сообщила, что женщина, похожая по описанию на Максин, заходила вчера вечером. Управляющая помнила ее, потому что та была постоянной покупательницей. Был поздний вечер, и очередь в магазине двигалась медленно. Женщина от скуки много болтала.
Я сунула фотографию Максин в сумку и ринулась в «Севен-илевен» подтвердить опознание. Я припарковалась носом к бордюру перед магазином и пристально вгляделась через стеклянную витрину в кассиршу. В очереди стояли четверо мужчин. Трое были еще в костюмах, выглядевшими мятыми от жары и после дня, проведенного на работе. К тому времени, когда я преодолела путь до двери и вошла в магазин, оставалось двое мужчин. Я подождала, пока они завершат свои дела, и представилась женщине за прилавком.
Она протянула руку.
— Хелен Бадьян. Я вечерний управляющий. Мы с вами говорили по телефону.
Ее каштановые волосы были заплетены в косу длиной до лопаток, а лицо лишено косметики, за исключением размазанной черной подводки на веках.
— Я не совсем поняла по телефону, — уточнила Хелен. — Вы из полиции?
Обычно я избегаю прямого ответа на этот вопрос.
— Залоговое правоприменение, — уточнила я, оставляя за Хелен право думать, что ей угодно. Не то чтобы я лгала насчет причастности к полиции. Подражать полицейскому служащему неразумно. Однако, если кто-то что-то не понял из-за своей невнимательности… это уже не моя проблема.
Хелен взглянула на фото Максин и утвердительно кивнула:
— Ага, это она. Только сейчас она больше загорела.
Итак, я узнала две вещи: Максин была жива и проводила время на солнце.
— Она купила пару пачек сигарет, — рассказала Хелен. — С ментолом. И большую «Коку». Сказала, что ей предстоит дальняя дорога. Я спросила, не собирается ли она приобрести лотерейный билет, поскольку она всегда так делала… покупала билет каждую неделю. Она сказала «нет». Сообщила, что ей больше нет нужды ждать выигрыша в лотерею.
— Еще что-нибудь?
— Это все.
— Вы заметили, на какой машине она приехала?
— Простите. Я не заметила.
Я оставила карточку и попросила Хелен позвонить, если Максин вернется. Я понимала, что карточка отправится в мусорную корзину, как только я отъеду со стоянки, но, так или иначе, оставила. По большей части люди делятся со мной информацией с глазу на глаз, но неохотно идут на более решительные действия вроде добровольных телефонных звонков. Позвонить самому дает ощущение, что ты доносчик, а доносительство не слывет крутым занятием.
Я выехала со стоянки и поехала мимо «горячих точек»… дом Марджи, квартира Максин, жилище Кунца, домишко Мамаши Новики и закусочная. Ничто не казалось подозрительным. Мне не терпелось добыть следующий ключ, но на Хаузер Стрит болтался народ. Соседка миссис Новики поливала газон. Парочка подростков совершала прыжки по бордюру на скейтборде. Лучше дождаться темноты, решила я. Тогда смогу прокрасться в полумраке и, надеюсь, мне не придется отвечать ни на чьи вопросы.
Вернувшись домой, я обнаружила в холле сидевшего на полу, прислонившись спиной к стене, Джо Морелли, вытянувшего и скрестившего в лодыжках ноги. Рядом с ним стоял коричневый бумажный пакет, а холл был наполнен запахами мясных фрикаделек и соуса «маринара».
Я молча послала ему вопросительный взгляд.
— Зашел поздороваться, — пояснил Морелли, поднимаясь на ноги.
Мой взгляд остановился на пакете.
Морелли усмехнулся:
— Обед.
— Вкусно пахнет.
— Сэндвичи с фрикадельками от Пино. Они еще горячие. Я только что пришел.
Нормально было бы дать Морелли от ворот поворот, но было бы прегрешением против всего святого завернуть обратно фрикадельки от Пино.
Я открыла дверь, и Морелли последовал за мной. Бросив сумку на маленький столик в прихожей, я протопала в кухню. Там взяла две тарелки из стенного шкафчика и поставила на стойку.
— Мне трудно поверить, что это только дружеский визит.
— Может, и не совсем, — согласился Морелли, подойдя ко мне так близко, что я ощутила его дыхание затылком. — Я подумал, что ты могла бы пожелать узнать, что дало медицинское освидетельствование мамаши Максин Новики.
Я положила сэндвичи на тарелку и поделила овощной салат.
— Ты хочешь испортить мне аппетит?
Морелли отошел к холодильнику поискать пиво.
— Она была оскальпирована. Как старина ковбой в фильмах про индейцев. Только в данном случае сняли недостаточно, чтобы ее прикончить.
— Какая тошнотворная гадость! Кто мог сотворить такое?
— Хороший вопрос. Новики не говорит.
Я отнесла тарелки на стол.
— А что насчет отпечатков на ноже?
— Никаких отпечатков.
— Даже миссис Новики?
— Правильно. Даже миссис Новики.
Я поедала сэндвич и обдумывала последний поворот событий. Оскальпирование. Бе-е-е.
— Ты ищешь ее дочурку, — произнес Морелли. Утвердительно, а не вопрошая.
— Угу.
— Думаешь, тут могла бы быть связь?
— Два дня назад я опрашивала одну из подруг Максин по работе. У нее рука была замотана бинтом. Сказала, что несчастный случай: оттяпала нечаянно палец на кухне.
— Как зовут эту подругу?
— Марджи как-то там. Живет на Барнет. Работает в дневную смену в «Серебряном Долларе».
— Есть еще какая-то расчлененка, о которой мне следует знать?
Я приступила к салату.
— Нет. На этом все. Это была тихая неделька.
Морелли всмотрелся в меня:
— Ты что-то утаиваешь.
— С чего ты так решил?
— Могу сказать.
— Ты ничего не можешь сказать.
— Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.
— Я не злюсь!
Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.
