— Наверно, — согласился Морелли. Он буркнул что-то в телефон и повесил трубку. — Машина была заявлена как украденная пару часов назад.
Он осторожно взял бутылку кухонным полотенцем и положил ее в бумажный пакет. Затем поставил пакет на кухонный прилавок.
— К счастью, этот парень плохо размахнулся, и когда бросил бутылку, она приземлилась на ковер.
Зазвонил телефон, и Морелли схватил его.
— Тебя, — сообщил он. — Это Салли.
— Мне нужна помощь, — сказал Салли. — У меня вечером представление, а я не могу выбрать этот хреновый макияж.
— Где Сахарок?
— Мы снова повздорили, и он свалил.
— Ладно, — произнесла я больше рефлекторно, чем сознательно, все еще чувствуя оцепенение от второй попытки покончить с моей жизнью. — Я заскочу.
— Что на этот раз? — спросил Морелли.
— Нужно помочь Салли с макияжем.
— Я поеду с тобой.
— Нет необходимости.
— Я думаю, что есть.
— Мне не нужен телохранитель.
На самом-то деле я подразумевала: Я не хочу, чтобы тебя убили тоже.
— Тогда считай, что это свидание.
* * *
Мы дважды постучали в дверь, и Салли почти сорвал дверь с петель, когда рывком открыл ее.
— Вот черт, — произнес он, — это всего лишь ты.
— А кто, по-твоему, это мог быть?
— Полагаю, я надеялся, что это Сахарок. Посмотри на меня. Я весь на нервах. Просто не знаю, как справляться с этим дерьмом. Сахарок всегда помогал мне одеваться. Боже, у меня не те гормоны для этого гребаного дерьма, ты понимаешь, что я имею в виду?
— Куда ушел Сахарок?
— Я не знаю. Мы снова дошли чуть ли не драки. Даже не знаю, с чего началось. Что-то насчет того, что я не оценил его кофейный торт.
Я осмотрелась вокруг. В доме было безукоризненно чисто. Ни пятнышка пыли. Все на своем месте. Через кухонную дверь я могла видеть кухонный прилавок, уставленный рядами тортов, пирогов, караваев хлеба, стеклянных банок, наполненных печеньем и домашней стряпней.
— Я даже не понял, что он обиделся, — пожаловался Салли. — Оделся и ушел, когда я принимал пенную ароматную ванну.
Морелли задрал высоко бровь:
— Пенную ванну?
— Эй, дайте мне шанс. РуПол
[34]
говорит, что полагается принимать ванну с пузырьками, вот я это и делал. Типа прикоснись к своей гребаной женской сущности.
Морелли ухмыльнулся.
Салли был одет в черное бикини от Келвина Кляйна и колготки и держал хитроумную штуковину, которая выглядела как корсет с бюстгальтером.
— Тебе придется мне помочь, — заявил он. — Я не могу влезть в эту штуку сам.
Морелли поднял вверх руку:
— Справляйся сам.
Салли вперил в него взгляд:
— Ты гомофоб что ли?
— Нет, — произнес Морелли. — Я просто итальянец. А это большая разница.
— Ладно, — вмешалась я. — Что я должна сделать?
Салли втиснулся в корсет и водрузил его на место.
— Затяни потеснее эту хреновину, — попросил он. — Мне нужна талия.
Я потянула за шнурки, но не смогла соединить их вместе.
— Я не могу сделать это. У меня руки не той длины.
Мы оба воззрились на Морелли.
Морелли раздраженно вздохнул.
— Черт, — произнес он, вставая с дивана. Потом взялся за шнуры, приложил ногу к заднице Салли и дернул.
— Уф, — выдал Салли. Он посмотрел поверх плеча на Морелли: — Ты уже прежде это проделывал.
— Долан обычно надевал одну из таких штуковин, когда работал под прикрытием.
— Мне не стоит рассчитывать, что и макияж ты Долану делал?
— Прости, — извинился Морелли, — макияж вне моей компетенции.
Салли взглянул на меня.
— Да без проблем, — заверила я. — Ведь я из Бурга. Я накладывала макияж на Барби раньше, чем начала ходить.
Полчаса спустя я сделала ему подходящую шлюшную раскраску. Мы натянули ему парик и напоследок расчесали. Салли застегнул молнии на черной кожаной юбке и черном кожаном топе. После чего стал похож на Мадонну на встрече «Ангелов Ада»
[35]
. Потом сунул лапы четырнадцатого размера в туфли на платформе и с высокими каблуками и был готов.
— И как ты вовремя успеваешь? — спросила я.
Он схватил зачехленную гитару.
— Да, я крут. Так как я выгляжу? Здорово?
— Ну, э… ага.
Если вам нравятся почти семифутовые чуть кривоногие парни с крючковатым носом, волосатой грудью и руками, наряженные как невеста-валькирия.
— Вам стоит пойти со мной, — произнес Салли. — Я познакомлю вас с остальной группой, и вы можете потом остаться и посмотреть представление.
— Знаю я, как провести с девушкой свидание, верно? — заметил Морелли.
Мы прошли с Салли в лифт и последовали за ним с парковки. Он сделал крюк вдоль реки и выехал на Роут 1 с севера.
— Как мило с твоей стороны было помочь ему с корсетом, — произнесла я.
— Ага, — подтвердил Морелли. — Я сам мистер Чувствительность.
Салли проехал миль пятнадцать, замигал, поэтому мы поняли, что он поворачивает. Клуб находился с правой стороны магистрали, весь сияя красными и розовыми огнями. На стоянке уже было полно машин. Вывеска на крыше рекламировала только женское ревю. Я догадалась, что это было представление Салли.
Салли выбрался из «порша» и поправил юбку.
— Мы тут уже четыре недели играем, — пояснил он. — Нам нравятся гребаное постоянство.
Постоянство — то, что мне неведомо.
Морелли оглядел стоянку:
— Где машина Сахарка?
— Черный «мерседес».
— Дела у Сахарка процветают.
Салли усмехнулся:
— Вы когда-нибудь видели его в обличье трансвестита?
Мы оба отрицательно потрясли головами.
— Когда увидите, то поймете.
Мы проследовали за Салли через вход в кухню.
— Если я пройду в парадное, толпа меня сметет, — пояснил он. — Эти люди такие скоты.
