Я подняла бровь, как бы говоря «О, неужели?»
Морелли швырнул пустую бутылку из-под пива в мусорную корзину.
— И лучше бы этому не иметь ничего общего с тем делом о подделке денег, над которым я работаю. Мне ненавистна мысль, что ты придерживаешь улики.
— Кто? Я?
Он шагнул вперед и припер меня к кухонной стойке:
— Итак, как сильно ты хочешь получить мой пикап?
— Очень сильно.
Его взгляд упал на мой рот:
— Насколько сильно?
— Не настолько.
Морелли издал вздох от досады и отступил:
— Ох, эти женщины.
Салли смотрел MTV, подпевая рок-группам, неистово тряся головой в своем пароксизме увлечения «тяжелым металлом».
— Боже, — произнес Морелли, заглянув в гостиную, — удивительно, что у него еще ничего не отвалилось.
* * *
— Я не могу одолжить тебе машину, — сказал папаша. — Завтра собираюсь на службу. У меня предписание. А что не так с «бьюиком»?
— «Бьюик» не годится для слежки, — поделилась я. — Народ на него пялится.
Мы сидели за столом, и матушка раскладывала всем голубцы. Плюх, четыре голубца на моей тарелке. Я расстегнула пуговицу на шортах и потянулась за вилкой.
— Мне нужна новая машина, — заявила я. — Где мои страховые деньги?
— Тебе нужна постоянная работа, — заявила матушка. — Там, где есть льготы. Ты не становишься моложе, знаешь ли. Как долго ты собираешься гоняться за хулиганами по всему Третону? Будь у тебя постоянная работа, ты могла бы выделить деньги на машину.
— Большую часть времени моя работа постоянна. Мне просто сейчас не везет.
— Ты перебиваешься с хлеба на воду.
Что я могла сказать; она была права.
— Я могу устроить тебя водителем школьного автобуса, — предложил папаша, копаясь в своей тарелке.
— Как-то в одном из их дневных шоу показывали водителей школьных автобусов, — встряла Бабуля. — И двое из них заработали геморрой из-за неудобных сидений.
Мой глаз снова стал подергиваться. Я приложила к веку палец, чтобы его успокоить.
— Что с твоим глазом? — спросила матушка. — У тебя снова тик?
— О, чуть не забыла, — сказала Бабуля. — Одна из твоих подружек приходила и искала тебя сегодня. Я сказала, что ты на работе, и она оставила записку.
— Мери Лу?
— Нет, не Мери Лу. Какая-то незнакомая. Настоящая красотка. Должно быть, одна из этих дамочек из отдела косметики в пассаже, потому что на ней была тонна краски.
— Только не Джойс!
— Да нет же. Я ведь сказала, что кто-то, кого я не знаю. Записка в кухне. Я оставила ее на стойке у телефона.
Я выбралась из-за стола и пошла за запиской. Это оказался небольшой запечатанный конверт. На лицевой стороне конверта было напечатано четкими буквами «СТЕФАНИ». Похоже было на приглашение на «младенческий душ» или на вечеринку по случаю дня рождения. Я открыла конверт и схватилась за стойку, чтобы не упасть. Записка была короткой. «УМРИ, СУКА». А маленькими прописными буквами говорилось, что он сделает свой ход, когда я меньше всего буду этого ждать. Написано все было на карточке для рецептов.
Но больше всякого послания пугало, что Сахарок с легкостью проник в дом родителей и вручил этот конверт Бабуле.
Я вернулась за стол и махом проглотила три голубца. Я не знала, что предпринять. Мне нужно было позаботиться о семье, но я не хотела пугать их по полусмерти.
— Ну? — поинтересовалась Бабуля. — Что за записка? Похоже на приглашение.
— Это кое-кто, кого я знаю по работе, — пояснила я. — В общем-то, она не очень хороший человек, поэтому если увидите ее снова, не впускайте в дом. На самом деле, даже не открывайте ей дверь.
— Обожежмой, — забеспокоилась матушка. — Еще одна сумасшедшая. Только не говори мне, что она хочет застрелить тебя.
— В общем-то…
Матушка перекрестилась:
— Святая Мария, матерь Божья.
— Не упоминай Матерь Божью всуе, — посоветовала я матушке. — Не настолько плохо.
— Так что я должна делать, если увижу ее снова? — поинтересовалась Бабуля. — Ты хочешь, чтобы я проделала в ней дырку?
— Нет! Просто хочу, чтобы вы не приглашали ее на чай!
Папаша положил себе добавки.
— В следующий раз кладите меньше риса, — произнес он.
— Фрэнк, ты это слышал? — обратилась к нему матушка.
Папаша поднял голову:
— Что?
Матушка хлопнула себя по лбу.
Салли склонился над тарелкой и уминал голубцы так, словно завтра не наступит никогда. Он прервался и взглянул на меня, я даже слышала, как у него в голове вращаются шестеренки. Красотка. Куча макияжа. Записка. Плохая девочка.
— Ох! — сказал Салли.
— Я поем и побегу, — предупредила я матушку. — У меня вечером работа.
— На десерт шоколадное рассыпчатое печенье.
Я положила салфетку на стол:
— Возьму-ка его с собой в пакете.
Матушка тут же вскочила на ноги:
— Я сама.
У нас в Бурге свои рабочие законы. Матери сооружают коричневые пакеты. Вот так. И без исключений. По всей стране народ выискивает пути, как отлынить от работы. В Бурге же домохозяйки по-военному несут службу на страже своих обязанностей. Даже работающие матери отказываются отступиться от укладывания завтраков или упаковки остатков еды. И пока другие члены семьи, как зеленые новобранцы, могли время от времени драить шваброй кухонные полы, стирать, полировать мебель, никто не смел выполнять эту задачу, утвержденную как стандарт для домохозяек.
Я прихватила пакет с печеньем и вывела из дома Салли. Было слишком рано, и в принципе не было необходимости уходить, но не думаю, что стоило задерживаться, чтобы подвергнуться допросу с пристрастием. Моей матушке не растолкуешь, что меня преследует одержимый смертоубийством гей.
Бабуля с матушкой стояли в дверях и наблюдали, как мы усаживаемся в машину. Спины выпрямлены, руки сложены на груди. Губы крепко поджаты. Достойные венгерки. Матушка поди размышляла, что она сделала не так, почему я раскатываю с мужиком, носившим серьги с фальшивыми бриллиантами. А Бабуля в душе желала к нам присоединиться.
— У меня свой ключ, — крикнула я им. — Поэтому, лучше закройте дверь на замок.
— Ага, и не вставайте у открытого окна, — добавил Салли.
Матушка еще раз осенила себя знамением.
Я завела машину.
— Нужно с этим покончить, — заявила я Салли. — Я сыта страхами по горло. Сидишь тут, беспокоишься, что выскочит Сахарок и подожжет мои волосы.
