Похоже, благоустройству двориков местные жители уделяли особое внимание. Между подъездами были разбиты цветочные клумбы с желтыми ирисами. Любуясь цветами, Катарина также отметила, что газонная трава ровно подстрижена и сейчас на одной из лужаек резвились два серых пушистых котенка.
У каждого подъезда стояла металлическая скамейка и урна для мусора, выкрашенная в темно-зеленый цвет. Чуть поодаль виднелась детская площадка. Качели, горка, карусель, деревянные избушки и пара-тройка фигур гномов в человеческий рост, бесспорно, доставляли местной детворе море удовольствия.
Плешников проживал в доме под номером пять, во втором подъезде. Поравнявшись со скамейкой, Ката усмехнулась. А вот и первый признак того, что вы все-таки находитесь не в шумном мегаполисе. К скамье была привязана длинная веревка, второй конец которой обвивал тоненькую шейку белоснежной козочки. Животное с упоением щипало травку, не обращая на Копейкину абсолютно никакого внимания.
Намереваясь зайти в подъезд, Ката коснулась дверной ручки, как вдруг дверь с шумом распахнулась и взору ее предстала бледная худощавая женщина в годах. Трясясь словно в лихорадке, женщина подскочила к скамейке, отвязала веревку и, погрозя козе маленьким кулачком, выдала:
– Сонька, дрянь такая!
Не сумев удержаться, Ката полюбопытствовала:
– В чем провинилась ваша коза? По-моему, она очень мило щипала травку и никому не мешала.
Женщина сверкнула выцветшими, некогда голубыми глазами и заголосила:
– Вот именно – она травку щипала. А я тебя спрашиваю: кто ей позволил щипать здесь траву? Кто дал на это разрешение?
Катарина откровенно растерялась. Вот это номер. Вроде бы нет такого закона, который бы запрещал козам, как, впрочем, и овцам, и коровам, щипать на улицах траву. Да и вообще, о каком разрешении может идти речь? Или Ката чего-то не понимает, или дама явно не в своем уме. Неужели она полагает, что коза, прежде чем ступить на газон, должна предоставить бумагу с подписями и печатями и лишь потом согласно документу начать поглощать сочную зелень?
– Соньку пристрелить надо! – продолжала негодовать женщина. – Слов она не понимает, пора переходить к решительным действиям.
– Конечно, коза слов не понимает, – пискнула Ката.
– А при чем тут коза? – злилась худощавая. – Я Соньку имела в виду.
– Разве Сонька – это не коза? – вконец растерялась Катарина.
– Коза! – последовал ответ. – Еще какая коза! Я бы даже сказала – козища.
Катка хлопала глазами. А женщина продолжала исходить ядом:
– Сонька – человек, но по образу жизни и своим поступкам – самая настоящая коза. Поняла?
– Нет, – честно призналась Копейкина.
– Да ну тебя, – отмахнулась жиличка. – Чего непонятно-то? Сонька живет в седьмом доме, козу держит, а выгуливает скотину исключительно у нашего подъезда. Теперь врубилась? Глянь вокруг – просто райский уголок, чистота, порядок – благодать. А эта паршивка нам всю малину портит. Траву жрет, на газоне проплешины появляются – раз, по газону топчется, неровности на поверхности – два, к клумбам подходит, цветы ломает – три. Короче говоря, от этой рогатой вандалки один дискомфорт. И ведь Сонька это прекрасно понимает, свой двор бережет, нарочно козу в чужие дворики спроваживает. Ну ничего, сейчас я ей устрою Варфоломеевскую ночь. Небо в овчинку покажется.
Натянув веревку, женщина попыталась сдвинуть козу с места. Тщетно. Животное упиралось.
– А ну, пошли! Эй ты, дрянь рогатая, я к кому обращаюсь? Пошли, говорю.
Коза издала пронзительно «Ме-е-е» и мотнула головой.
– Вот скотина, – верещала дама. – Упертая, как и хозяйка. Одного поля ягоды – стервы!
Под неодобрительные возгласы любительницы ровных газонов Ката поднялась на второй этаж и остановилась у нужной квартиры. Сжимая в руках письмо, она позвонила и услышала доносившуюся из квартиры соловьиную трель. Но открывать не спешили. Зато практически сразу отворилась дверь напротив.
– Кхе-кхе, – послышалось сзади.
Катарина обернулась. Розовощекая бабулька, с интересом рассматривая незнакомку, чуть виновато спросила:
– Ты к Володеньке? А его сейчас нет, они с Риточкой отдыхать уехали.
– Мне нужен Плешников, – ответила Ката, быстро взглянув на конверт.
Бабулька вытянула губы трубочкой.
– Борис? Но он здесь уже не живет.
– Как не живет?
– А так. Боря с Асей квартирку обменяли и теперь в Мытищах проживают.
– В Мытищах?
– Точно. В квартире Володеньки. Вова – это брат мой младший, они с Плешниковым обмен совершили. Боря в его однушку перебрался, а Володя с Ритой в трехкомнатную, ко мне поближе.
– Хотите сказать, Плешников поменял трешку на однокомнатную квартиру?
– Так с доплатой солидной, – пояснила бабуля.
Ката вертела в руках конверт.
– Мне необходимо увидеться с Борисом и передать ему письмо.
Сконцентрировав взгляд на конверте, соседка посторонилась.
– Заходи ко мне, я тебе адрес Плешникова продиктую.
Проведя Кату на кухню, бабушка, которой, по всей видимости, было до колик скучно коротать времечко в гордом одиночестве, защебетала:
– Полгода назад обмен совершили. Ой, я так рада, так рада была, когда Боря на переезд согласился. Теперь вот с братом соседствуем. Володенька до сих пор счастью своему не верит. Хоть доплату Борису и приличную вручил, все равно считает, что Плешников продешевил.
– А с чего бы Борису переселяться из трешки в однушку? – спросила Ката.
– Я так понимаю, Борьке деньги в срочном порядке понадобились. Мне Ася об этом как-то намекнула.
– А Ася – это кто?
– Жена его. Правда, не знаю, расписаны они или просто сожительствуют. Недолго Ася здесь хозяйствовала, через четыре месяца как появилась, Борис об обмене заговорил. А раньше у Борьки жена законная была – Надежда. – Пенсионерка хмыкнула. – Лет на шесть она Бориски старше. Врачом работала в нашей клинике ветеринарной. Что и говорить, врач Надька хороший, Муську мою стерилизовала. А вот как человек... с гнильцой бабенка. Я ее недолюбливала. Взгляд у Надьки озлобленный, какой-то холодный. Вроде разговаривает с тобой, улыбается, а глаза, как льдинки. И жадная до жути. Они когда с Борькой разводились, Надежда все квартиру оттяпать пыталась, но ничего у нее не вышло.
– Почему?
Старушка засмеялась:
– Борис машиной откупился.
– Это как?
– У него иномарка была дорогущая. Говорят, целое состояние стоила. Вот он ее Надюхе и вручил, а квартира за ним осталась. После развода полтора года холостяком жил, а потом Асю привел. Асенька мне нравилась. Хорошая, милая девочка, правда, молоденькая совсем. Годков-то ей то ли двадцать, то ли двадцать три. Ой, а тут недавно такой спектакль был, – захихикала словоохотливая бабушка. – Надька из больницы уволилась еще прошлой зимой, куда подалась, не знаю, к Борьке не приезжала и вдруг заявилась. Звонит мне и спрашивает: баба Клав, где Борька, почему в его квартире чужие люди? Ну, я ей все объяснила, мол, обменял Бориска квартиру, переехал в Мытищи. Надьку чуть удар не хватил, начала кричать, сокрушаться, говорила, что у бывшего мужа совсем крыша съехала, раз он согласился добровольно оказаться в малогабаритной однушке. Бушевала, бушевала, а потом развернулась и вниз по лестнице понеслась. Через день воротилась и адрес Бориски попросила.