Глава 4
КОРРЕД, чудовище из многочисленного семейства Strigoformes
(см.), в зависимости от региона именуемый также корриганом, руттеркином,
румпельштыльцем, кренчиком либо месмером. Одно о нем можно сообщить — вреден до
невозможности. Это такой, прямо сказать, дерьмогнусник, такой сучий хвост, что
ни о внешности евонной, ни об обычаях писать мы не станем, поскольку истинно
говорю вам: жаль слова тратить на эту дрянность.
(Physiologus)
Колонный зал дворца Монтекальво заполнял аромат,
представляющий собой удивительную смесь запахов старинных деревянных панелей,
истекающих воском свечей и десяти разновидностей духов. Десяти специально
подобранных ароматических смесей, коими пользовались десять женщин, восседавших
за круглым дубовым столом в креслах с поручнями в виде сфинксов.
Напротив Фрингильи Виго сидела Трисс Меригольд в
светло-голубом, застегнутом под горлышко платье. Рядом с Трисс, держась в тени,
устроилась Кейра Мец. Ее огромные серьги из многофасеточных цитринов то и дело
разгорались тысячами манящих взгляд розблесков.
— Прошу продолжать, мазель Виго, — поторопила
Филиппа Эйльхарт. — Нам не терпится узнать окончание истории и предпринять
соответствующие шаги.
На Филиппе — что случалось с ней исключительно редко — не
было никаких драгоценностей, кроме приколотой к киноварного цвета платью
большой камеи из сардоникса. Фрингилья уже успела ознакомиться со сплетней и
знала, кто подарил Филиппе камею и чей профиль на ней вырезан.
Сидящая рядом с Филиппой Шеала де Танкарвилль была вся в
черном, лишь самую малость украшенной бриллиантами. У Маргариты Ло-Антиль на
бордовом атласном платье было литое золото без камней. Зато у Сабрины Глевиссиг
в колье, серьгах и перстнях красовались любимые ею ониксы, гармонировавшие с
цветом глаз и одежды.
Ближе всех к Фрингилье сидели обе эльфки — Францеска
Финдабаир и Ида Эмеан аэп Сивней. Маргаритка из Долин выглядела, как всегда,
по-царски, хотя ни прическа, ни карминовое платье сегодня, в виде исключения,
не похвалялись излишеством, а диадема и колье отливали пурпуром не рубинов, а
скромных и со вкусом оправленных гранатов. Ида же Эмеан была одета в
выдержанные в осенних тонах муслин и тюль, столь тонкие и воздушные, что даже
при едва ощутимом сквознячке, вызванном движением обогреваемого из единого
центра воздуха, они порхали и трепетали словно анемоны.
Ассирэ вар Анагыд, как обычно в последнее время, вызывала
удивление элегантностью скромной, но изысканной. В небольшом декольте
облегающего темно-зеленого платья красовался одинокий изумрудный кабошон в
золотой оправе на золотой же цепочке. Холеные ногти, покрытые очень темной
зеленью, придавали композиции привкус истинно чарующей экстравагантности.
— Мы ждем, мазель Виго, — напомнила Шеала де
Танкарвилль. — Время идет.
Фрингилья откашлялась.
— Наступил декабрь. Пришло Йуле, потом Новый год.
Ведьмак успокоился настолько, что имя Цири уже не всплывало в каждой беседе.
Вылазки на чудовищ, которые он предпринимал регулярно, казалось, поглощают его
без остатка. Ну, скажем, не вполне без остатка-то…
Фрингилья понизила голос. Ей почудилось, будто в лазурных
глазах Трисс Меригольд промелькнула вспышка ненависти. Но в конце концов это
мог быть просто отблеск мерцающего пламени свечей. Филиппа хмыкнула, поигрывая
камеей.
— К чему такая скромность, мазель Виго? Мы среди своих.
В обществе женщин, которые знают, что, кроме удовольствия, дает секс. Все мы
пользуемся этим инструментом, когда возникает потребность. Продолжайте.
— Если днем он еще как-то пытался демонстрировать
независимость и гордыню, — заговорила Фрингилья, — то ночами был полностью
в моей власти. Говорил мне все, пел дифирамбы моей женственности — учитывая его
возраст, достаточно, надо признать, щедрые. А потом засыпал. В моих объятиях,
припав устами к моей груди. В поисках, полагаю, суррогата материнской любви,
которой не знал никогда.
Теперь-то уж она была уверена, что это не отблеск свечей.
«Хорошо, извольте, ревнуйте, завидуйте, — подумала она. — Завидуйте
мне. Благо, есть чему завидовать».
— Да, он был всецело в моей власти.
* * *
— Возвращайся в постель, Геральт. Ведь не рассвело еще,
черт побери!
— У меня контракт. Надо ехать в Помероль.
— Я не хочу, чтобы ты ездил в Помероль.
— У меня контракт, и я дал слово. Управляющий
виноградниками будет ждать меня у ворот.
— Все твои вылазки на чудовищ глупы и бессмысленны. Что
ты хочешь доказать, убивая в пещере очередное страшилище? Свою мужественность?
Я знаю способы получше. Короче — возвращайся в постель. Не поедешь ты ни в
какой Помероль. Во всяком случае, не так быстро. Управляющий может подождать,
кто он такой, в конце концов, твой управляющий? Я хочу заниматься с тобой
любовью.
— Прости. У меня на это нет времени. Я дал слово.
— А я хочу заниматься любовью!
— Если хочешь присутствовать при моем завтраке, начинай
одеваться.
— Ты меня не любишь больше, Геральт. Ты меня больше не
любишь? Ответь!
— Надень то перламутрово-серое платье, что с
аппликациями из норки. Оно тебе очень к лицу.
* * *
— Он был всецело под моими чарами, исполнял любое мое
желание, — повторила Фрингилья. — Делал все, чего я от него
требовала. Так было.
— Да верим мы, верим, — невероятно сухо произнесла
Шеала де Танкарвилль. — Продолжай.
Фрингилья кашлянула в кулак.
— Трудности были с его компанией, — снова
заговорила она. — Странной шайкой, которую он называл дружиной. Кагыр Маур
Дыффин аэп Кеаллах, который все время приглядывался ко мне и краснел от натуги,
пытаясь меня припомнить. Но никак не мог, потому что в Дарн Дыффе, родовом
замке его дедов, я бывала, когда ему было лет шесть или семь. Мильва, девица на
первый взгляд задиристая и строптивая. Однако мне дважды довелось застать ее
плачущей в уголке конюшни. Ангулема — ветреное дитя. И Регис Терзиефф-Годфрой.
Тип, раскусить которого я так и не сумела. Вся эта шайка влияла на ведьмака, и
я не могла этого нейтрализовать.
«Хорошо, хорошо, — подумала она, — не поднимайте
так высоко брови, не кривите рты. Погодите. Это еще не конец. Вы еще услышите о
моем триумфе».
